Загадочный Петербург. Призраки великого города

К Сибилле в немалом количестве заявлялись дамы и господа из высшего общества, сливки аристократии – эти и серебро презирали, расплачиваясь исключительно золотом. Правда, потом их число изрядно поубавилось – не из-за разочарования в талантах мадемуазель Мари, а оттого, что везучие обосновались в эмиграции, а невезучие – по тюрьмам. Доходы ворожеи от этого ничуть не убавились – чаще всего люди стремятся узнать будущее в смутные времена, особенно когда свирепствует революционный террор и отсеченные головы падают в корзины, как сухие листья с веток. Аристократия в массе своей оказалась на фонарях, в эмиграции, в тюрьмах, на эшафоте – но ей на смену пришли лопавшиеся от денег всевозможные темные дельцы, разбогатевшие на распродаже конфискованной дворянской недвижимости, финансовых спекуляциях и поставках в армию. Им тоже было интересно узнать свое будущее в эти зыбкие времена. Так что Сибилла процветала по-прежнему.

(Уточню еще: при всем уме и оборотистости ей все же не пришло в голову увешать себя фантазийными орденами размером с тарелку. Время для таких забав еще не наступило. Недочет восполнили наши нынешние ведуньи: у каждой второй – непременно на цепи, на шее! – красуется какая-нибудь Звезда Высшей Магии Самой Высокой Степени или аналогичная блямба с красивым названием.)

А потом к Сибилле вереницей потянулись революционные вожди: Мирабо, Демулен, Дантон, Барер, Тальен, Гош… (Это у нас как-то повелось, что вождь революции должен быть один, а у французов их имелась целая кодла – в конце концов перерезавшая друг друга, потому что на вершине власти стало чертовски тесно, а Боливар не выдержит двоих. Недорезанных вождей дорезали вовсе уж бесцветные личности, а потом пришел Наполеон и поступил как тот лесник из анекдота.)

В том, что обстояло именно так и вожди тянулись вереницей, сомневаться не приходится – как-никак об этом живописно повествовала сама Сибилла в очередной книге. Грешно не верить такому авторитету. В конце концов в сопровождении Сен-Жюста (французского Дзержинского и Гиммлера в одном флаконе) явился, надвинув на лоб шляпу, сам всемогущий диктатор Робеспьер. Лучше бы не приходил, крепче спалось бы… Взявшись гадать жутковатому гостю на картах, Сибилла вытянула роковую, зловещую девятку пик – что означало скорую смерть…

Источник? Ну что вы как дети малые! Сама Сибилла потом писала, что так и было, что Робеспьер побледнел как смерть, что «чудовище задрожало»…

А там в тюрьму угодила и сама Сибилла, то бишь гражданка Ленорман. (Французская революция не признавала ни псевдонимов, ни титулов, даже свергнутый король числился как «гражданин Канет» – по своей старинной родовой фамилии.) Причины ареста покрыты мраком неизвестности, у Сибиллы была своя версия, но о ней – чуточку позже. А пока что скажу: в то время угодить в тюрьму, а потом и на гильотину было в сто раз легче, чем попасть в ЧК году в девятнадцатом. Революционные власти приняли «Закон о подозрительных», согласно которому любой сознательный гражданин и патриот мог сграбастать на улице за шиворот любого, показавшегося ему подозрительным, и отволочь куда следует – а оттуда, как правило, уже не возвращались. Работал адский конвейер – после пародии на суд заключенные попадали прямиком в повозку, везущую на гильотину. Оказаться оправданным было так же трудно, как сорвать банк в Монте-Карло или выиграть главный приз, этак с миллиончик долларов, в какой-нибудь из лотерей США. Конечно, случалось, что и банк срывали, и миллион выигрывали, но подобных счастливчиков было ничтожно мало по сравнению с числом проигравших, хорошо, если один на тысячу…

(Не в тему, но интересно. Один из революционных судей, террору в глубине души не сочувствовавший, применил простой, но эффективный метод. Если его просили за какого-нибудь бедолагу добрые знакомые, судья брал дело приговоренного со стола и убирал подальше в пыльный шкаф. Этого было достаточно. Оставшиеся дела уносили в трибунал, никто не проверял отчетность, не сверял списки заключенных, не сверял их со списком осужденных – не до того было работавшим на конвейере. О счастливчике попросту забывали, и он сидел в камере, ожидая лучших времен, – которые в конце концов наступили…)