Очень уж много свидетелей, своими ушами слышавших рассказ Пушкина об этих предсказаниях. Характерный пример – еще один близкий друг Пушкина П. Б. Мансуров: «Предсказание Кирхгоф сделало на Пушкина довольно сильное впечатление, особенно сначала, но в скором времени оно, как нам казалось, совершенно изгладилось. Однако, если кто из наших напоминал ему об этом, ясно видно было, что это ему неприятно; он старался всячески отклонить разговор, и когда не успевал, то сам первый хохотал всегда громко, но для тех, которые его хорошо знали, видно было, что хохот его был принужденный, что заставляло нас совершенно прекращать всякий намек о прошедшем.
Правда, кое о чем Пушкин вспоминал сам, шутливо. О предсказанной ему народной славе, смеясь, говорил в тесном дружеском кругу: «А ведь предсказание сбывается, что ни говорят журналисты».
Снова Соболевский: «В многолетнюю мою приязнь с Пушкиным я часто слышал от него самого об этом происшествии (гадании Кирхгоф. –
Некоторые вспоминали еще: встретившись с незнакомцем, чем-то подходившим под сделанное старой немкой описание, Пушкин порой начинал вести себя так, словно испытывал судьбу: дерзко, вызывающе, словно нарываясь на дуэль, будто проверяя: этот перед ним или нет?
Эти многочисленные воспоминания доказывают: слишком много свидетелей того, что предсказание и в самом деле было сделано Пушкину задолго до его смерти, – и многое понемногу сбывалось…
П. И. Бартенев, редактор и издатель журнала «Русский архив» и двух интересных сборников по истории XVIII и XIX веков, много лет собирал любые сведения о Пушкине. Бартенев о предсказании: «Едва ли найдется кто-либо не только из друзей Пушкина, но даже из людей, часто бывших с ним вместе, кто бы не слыхал от него более или менее подробного рассказа об этом случае, который потому и принадлежит к весьма немногому числу загадочных, но в то же время достоверных сверхъестественных происшествий. Во всякой искренней беседе Пушкин вспоминал о нем, особенно когда заходил разговор о наклонности его к суеверию и к приметам».
Прекрасно сформулировано: загадочные, но в то же время достоверные сверхъестественные происшествия…
Историк М. П. Погодин рассказывал: когда он напечатал в своем журнале «Московский вестник» довольно злую эпиграмму Пушкина на некоего NN (современники прекрасно знали, кого поэт имел в виду) «Лук звенит», Пушкин задумчиво сказал ему:
– Как бы нам не поплатиться за эту эпиграмму…
– Почему? – спросил Погодин.
– У меня есть предсказание, что я должен умереть от белого человека или белой лошади. NN не только белый человек (видимо, блондин. –
Писатель А. С. Хомяков дополнял: NN как-то сказал ему:
– По городу ходит злая эпиграмма. Не вызвать ли мне Пушкина?
Хомяков постарался свести все к шутке:
– Что за охота? Мало того что убьешь Пушкина, да еще он, умирая, скажет, что погибает от белой головы и от белой лошади…
Неизвестно, о чем именно думал этот NN, но вызова он Пушкину не послал…
Еще одно интересное воспоминание. Как-то ожидалась дуэль между Пушкиным и известнейшим авантюристом и карточным шулером того времени графом Толстым по прозвищу Американец. Толстой стрелял отлично, и «личное кладбище» у него было немаленькое (Пушкин тоже стрелял хорошо, но вот убитых на дуэли за ним не числилось при всей их многочисленности). Знакомые Пушкина беспокоились об исходе. Однако сам Пушкин, нимало не беспокоясь, сказал:
– Этот меня не убьет, а убьет белокурый!
В конце концов виновником гибели поэта (я все же не пишу, как некоторые, «убийцей») стал Жорж Дантес, белокурый молодой человек в белоснежном мундире кавалергарда. Как к Дантесу ни относись, но это была дуэль по всем правилам, и вызвавшим стал именно Пушкин, к сожалению, нарушивший тем данное императору честное слово не дуэлировать. Белая голова и белый человек все же сыграли свою зловещую роль. Никто до сих пор так и не может понять, при чем тут белая лошадь, но если бы нам все знать о предсказаниях…