(К слову. Хотя не такая уж давняя катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС была вызвана не силами стихии, а человеческим головотяпством, я слышал от живших поблизости, что перед аварией в некоторых домах выли и метались собаки, очень беспокойно вели себя кошки. Охотно верю.)
Накануне наводнения был сильный ветер, ночью разразилась гроза. «Штормовое предупреждение» дали в точности с предписаниями еще Екатерины II: на шпиле Адмиралтейства зажгли фонари, начали стрелять пушки в Петропавловской крепости и Галерной гавани. Вот только горожане это проигнорировали: последнее опустошительное и унесшее сотни жизней наводнение было сорок семь лет назад, и память о нем как-то сгладилась… Так что часам к десяти утра на набережной собрались целые толпы – поглазеть на прибывающую воду. Между тем уже были затоплены деревни на берегу Финского залива и острова в дельте Невы, люди спасались на сорванных крышах домов, воротах, бревнах, второпях смастеренных плотах… Е. Ф. Комаровский, член Комитета помощи пострадавшим от наводнения: «На четвертой версте, по Петергофской дороге, находился казенный литейный чугунный завод; оный стоял на самом взморье; деревянные казармы были построены для жительства рабочих людей, принадлежавших заводу. В 9 часов утра ударили в колокол, чтобы распустить с работы людей; все бросились к своим жилищам, но было уже поздно, вода с такой скоростью прибыла, что сим несчастным невозможно было достигнуть казарм, где находились их жены и дети; и вдруг большую часть сих жилищ понесло в море».
В городе об этом еще не знали, и зевак собралось изрядное количество. Однако к полудню вода хлынула через парапеты набережных, из уличных люков над подземными трубами забили настоящие фонтаны. Тут только кинулись спасаться – на верхних этажах домов и крышах, на фонарях, на деревьях, на плывущих по улицам каретах без лошадей. Небо из-за грозовых туч стало почти черным, в воздухе стаей вспугнутых ворон кружили железные листы, сорванные порывами ветра с крыши Главного штаба. Волны гуляли по Дворцовой площади, бились о стены Зимнего дворца. Образовалось огромное озеро – вода из Невы затопила площади. Невский проспект превратился в широкую бурную реку, струившуюся до Аничкова дворца. С ней соединилась река, текущая по Мойке, вода несла вырванные с корнем деревья, бревна, размытые поленницы, мебель, вообще все, что держалось на плаву.
Комаровский: «Известно, что на Петербургской стороне все почти обывательские дома деревянные и в один этаж, кроме Большого проспекта. Во всех сих домах ветром разбило стекла, а вода разрушила печи, там многие ветхие дома были совсем снесены».
Летний сад завалило принесенными водой бревнами и дровами – а многие деревья, как сорок семь лет назад, вывернуло ветром. Много судов, стоявших на Неве, вынесло на берег. По линиям Васильевского острова разметало барки с дровами и углем – их принесло и к Троицкой церкви. Большой пароход забросило в Коломну, в сад католического митрополита. Небогатая вдова, жившая в Гавани, спасалась с детьми на крыше домика – и к ужасу своему, вдруг увидела, что прямо на них несет большое судно. К счастью, оно застряло меж деревьев – так удачно, что загородило домик вдовы и от волн, и от других кораблей, и от ветра. Там же, в Гавани, чиновник с семейством спасался на чердаке, куда успел перетащить и ценные вещи. Точно так же волны понесли на них пустое суденышко – но кончилось лишь тем, что оно сорвало крышу, люди не пострадали.
Все каменные мосты уцелели, но наплавные сорвало и разметало. Волны в нескольких местах выворотили гранитную облицовку набережной. Разыгрывались самые настоящие трагедии. Мартынов о том, что видел своими глазами: «Одна женщина, лишась приюта, бежит по воде, выбирая для этого высокие места, с малолетней дочерью; но вода быстро прибывает… мать уже не находит возможности к спасению жизни дочери, о своей уже не думает; вдруг видит позади себя солдата, плывущего на бревне, и бросает ему через голову свое детище. Солдат подхватывает дитя, а бедная мать на его глазах погружается в воду и утопает».
Сам Мартынов, как легко догадаться, уцелел, но лишился почти всего движимого и недвижимого имущества. От его дома осталась только «коробка». Профессор, плача в открытую, бессильно смотрел, как в разбитые окна вода выносит его библиотеку, большей частью из редких и дорогих книг, которые ученый собирал тридцать лет. Он с домочадцами спасся в мезонине (подобие второго этажа из одной-двух комнат). Волны могли сорвать и унести и мезонин, но с той стороны, где дул ветер, стоял высокий сарай. Работник Мартынова приплыл к мезонину верхом на лошади профессора. Сосед Мартынова с женой спаслись на сорванной ветром двери дома, муж держал в руках курицу, жена – комнатную собачку. Кто-то плыл в большом деревянном чане, кто-то ухватился за унесенную водой крышу, их плыло множество, на них часто сидели кошки или собаки; мимо дома Мартынова проплыла очередная сорванная дверь, на которую положила голову лошадь, только благодаря этому и державшаяся на воде.