Вообще-то, хотя все сходились на том, что это поджоги, улик не нашлось – ни против поляков, ни против тогдашних отечественных леваков. На улицах били студентов, несколько раз, схватив заподозренных в поджогах, их по старинной привычке хотели бросить в огонь – но всякий раз схваченных отбивала полиция. Однако нет никаких сведений о том, что кого-то из них допрашивали.
Доказательства имеются разве что косвенные. Общее состояние умов того времени склонилось в сторону разного рода социалистических идей, организовались многочисленные кружки не только студентов, но и художников, музыкантов, офицерской молодежи. От иных речей уже явственно попахивало кровью. В начале того же мая по Петербургу распространилась листовка некой организации под названием «Молодая Россия» – как вскоре выяснили спецслужбы, таковая действительно существовала, а листовку сочинил П. Г. Заичневский, организатор революционного кружка в Московском университете. Ее разбрасывали на улицах, посылали по почте в государственные учреждения, многим петербургским писателям «консервативного» направления (в частности, ночью наклеили на дверь квартиры Достоевского.) Там все уже провозглашалось открытым текстом: «Выход из страшного положения, губящего современного человека, один – революция, кровавая и неумолимая. Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы».
В другом кружке обсуждали план: «Тремстам человекам надо отправиться в Царское Село, напасть на дворец и захватить наследника; затем телеграфировать царю: он должен тотчас же дать конституцию или пожертвовать наследником».
Конечно, план этот так никогда и не был претворен в жизнь: революционные болтуны понимали разницу меж кровавыми фантазиями и грубой реальностью. Однако и эта листовка, и подобные планы, и болтовня молодых ниспровергателей на сборищах многочисленных кружков как раз и заложили идейную основу террора. Начавшегося уже через несколько лет – череда покушений на Александра II, взрыв Халтурина в Зимнем дворце (когда были убиты и покалечены исключительно простые люди, несколько десятков солдат), убийства средь бела дня жандармских чинов…
Однако виновных, повторяю, найти так и не удалось. Английская полиция в свое время была в чуточку лучшем положении: своего Джека-потрошителя они так и не поймали, но у них, по крайней мере, было несколько подозреваемых (из которых, что бы потом ни писали, невозможно было вычислить реального маньяка). У русских спецслужб не было и подозреваемых… Кстати, буквально через пару месяцев «мягкий и радушный человек» Чернышевский был арестован и по приговору суда отправлен в Сибирь – появились веские основания подозревать именно его в авторстве широко распространившейся по России прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», призывавшей крестьян «к топору».
В первые годы советской власти красные «историки» частенько выдвигали суперсенсационные версии тех или иных исторических событий, крепко попахивавшие шизофренией. Так, утверждалось, что Лермонтова застрелил не Мартынов, а прятавшийся в кустах казак, агент Третьего отделения. Точно так же писали, что Большие Пожары 1862 года были устроены Третьим отделением – чтобы, воспользовавшись этой провокацией, разгромить революционное движение.
«Шизофрения, как и было сказано». Ни один мало-мальски вменяемый человек не пошел бы на столь грандиозную провокацию – ни в одной спецслужбе мира. Крупные провокации в истории, конечно, случались – поджог рейхстага, который свалили на коммунистов, взрыв на рейде Гаваны американского крейсера «Мэн», в котором обвинили испанцев и использовали это как повод для войны (вот только потом оказалось, что взрыв произошел внутри корабля). И тем не менее объяснять Большие Пожары провокацией тайной политической полиции – бред собачий. Только пожар в Апраксином дворе и на Толкучем рынке нанес ущерб в несколько десятков миллионов рублей, а общая сумма так и не подсчитана, хотя она должна была быть астрономической. Наконец, вряд ли провокации ради стали бы поджигать здание Министерства внутренних дел. Цинично прикидывая, хватило бы поджога парочки третьеразрядных кабаков – желательно тех, что представляли головную боль местной полиции. Одним выстрелом можно было убить трех зайцев: во-первых, устроить провокацию; во-вторых, избавиться от пары криминальных притонов; в-третьих, вызвать нешуточное возмущение народа: русский люд, подозреваю, равнодушно смотрел, как горит министерство и богатые особняки, но вот уничтожение «сицилистами» кабаков вызвало бы нешуточный гнев народный. Бросить рядом с пожарищем пару студенческих фуражек, обеспечить пару надежных свидетелей с крестом на шее, которые своими глазами видели бы убегавших с керосином «сицилистов»… Дешево и сердито. К тому же никакого такого «разгрома революционного движения» не произошло – против революционеров долго действовали вяло, не представляя еще всех масштабов угрозы, всерьез за них взялись только после убийства императора…