Заговор генералов

- Итак, "Воззвание. "Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной методами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием..." Как,господа?

Севший голос Михаила Владимировича вибрировал, выдавая волнение. Все-таки втравили его в смуту!.. Правда, об устоях - о самодержавии и о государе - в воззвании нет ни слова, а все же супротивно царской воле... Он, Родзян-ко, не хотел бунта. Он пытался предотвратить восстапие. Но государь не изволил прислушаться к его советам. Михаил Владимирович и теперь не желает идти против государя. Но где же те, кому по должности надлежит взять бразды правления и обуздать бунтовщиков? Где премьер-министр? Где военный министр, где главнокомандующий войсками округа? Где верные полки, пушки, пулеметы? Где, наконец, казаки и лейб-гвардейцы?.. Продержаться. Только бы продержаться. Иначе... Яснее других он представляет, что случится, если восторжествует толпа. Ему есть из-за чего испытывать тревогу. Он очень много имеет. И может потерять больше, чем все эти "пародные избранники", вместе взятые.

Да, как несвоевременно оказалось событие, которое два месяца назад всполошило всех. Поторопились его племянник с великим князем и Пуришкевичем. Гришку Распутина надо было отправить в преисподнюю теперь. И не Юсупову со своими приятелями, а этим - из толпы. Вина за все неурядицы в государстве легла бы на тобольского конокрада. Получили бы его голову на выданье - и успокоились. А теперь на кого ляжет?.. Тяжкий крест...

- Что добавить желаете, господа?

Никто ничего добавить к воззванию не пожелал. Он с ожесточением ткнул перо в чернильницу и размашисто вывел: "Председатель Государственной думы Михаил Родзянко. 27 февраля 1917 года". Вызвал служителя:

- Распубликовать и распространить по городу. Служитель кинулся в типографию.

Тут же и вернулся - с новым известием:

- Фабричные... студенты... солдаты... привели под ружьем их превосходительство... Ивана Григорьевича Щег-ловитова!

Как понимать: под ружьем? И кого! Бывшего министра юстиции, председателя Государственного совета, сенатора - одного из высших сановников государя!.. По чьему распоряжению привели? Зачем?

Родзянко тяжело выбрался из-за стола. Но, опережая его, уже выскочил из комнаты Керенский.

Александр Федорович подбежал к группе, ведшей через Екатерининский зал белого как лунь и смертельно бледного экс-министра, недавнего вершителя судеб. Вот какие сальто-мортале выкидывает судьба.

- Господин Щегловитов! От имени народа!..

Но тут подоспел Родзянко. Гостеприимно повел рукой:

- Иван Григорьевич, пожалуйте ко мне в кабинет.

Между председателем Думы и министром вдруг протиснулся тощий небритый юноша в студенческой куртке с петлицами:

- Бывший министр Щегловитов арестован от имени народа!

Родзянко поверх головы студента гневно уставился в лицо Керенского.

- Господин Щегловитов арестован! - с пафосом воскликнул тот. - Но ваша жизнь, Иван Григорьевич, в безопасности - Дума не проливает крови!

С его губ так и слетали слова-афоризмы. Какая удача: он, он совершил первый арест революции!..

- Куда отконвоировать арестованного? - не обращая внимания на багрового Родзяпку, обратился студент к Керенскому.

Действительно, куда?.. Не в полицейскую же камеру... Нашелся:

- В министерский павильон.

И в этом был остроумный парадокс: министерский павильон пристроил в свое время к крылу Таврического дворца Столыпин. Меж думскими заседаниями там отдыхали члены правительства, не желавшие вне службы якшаться с "народными избранниками".

Керенский обернулся к солдату, вместе со студентом приведшему Щегловитова:

- Какого полка?

- Четвертой роты Преображенского унтер-офицер Федор Кругл ов!

- Поручаю вам охрану арестованных.

Почему: "поручаю"? Какими полномочиями?.. Александра Федоровича несло.

А люди все прибывали. Они заполонили Таврический, набились в залы, толклись в коридорах.

В вестибюле и на лестнице стояли, обращенные рыльцами на Шпалерную, "максимы", "гочкинсы", "кольты". Сменяли друг друга на постах часовые.

Никто не знает, что делать дальше. Где же верные войска с фронта?.. Только бы продержаться... Родзянке сообщили:

- В левом крыле... в комнате бюджетной комиссии... Собрался еще какой-то комитет. Исполнительного Совета. Рабочих депутатов!

Каких еще депутатов? Какой комитет, когда уже есть Временный, думский? Какого совета, когда совет - они?

Керенский, на этот раз без Родзянки, метнулся в левый флигель.