Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

Но стоит обратить внимание и на объяснение поведения в этом деле Тухачевского, в понимании самого Сталина. «Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов, – как бы мимоходом, но знаменательно оценил ситуацию Сталин, – и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых»⁹⁰⁷. Сталин, таким образом, считал Тухачевского объектом влияния, а не инициатором каких-то конспиративных действий.

В контексте высказанного мнения уместно вспомнить характеристику, которую дал в 1919 г. Тухачевскому, тогда командующему 5-й армии, член ее реввоенсовета известный партийный деятель И.Н. Смирнов. «Командарм Тухачевский, – характеризовал он его, – 28 лет… человек, безусловно, свой, смелый до авантюризма. Мягкий, поддающийся влиянию, с тактичным комиссаром будет в любом месте отлично командовать не только армией, но и фронтом». Обращаю внимание на оценки: «мягкий, поддающийся влиянию», а также на то, что «с тактичным комиссаром будет в любом месте отлично командовать». С «тактичным», т. е. умеющим влиять на поведение Тухачевского и на его действия. Поэтому мнение Сталина, что Тухачевский не сам «оказался в плену у антисоветских элементов», а был «обработан антисоветскими элементами», – не было оригинально, но бытовало в среде партийно-государственной элиты.

Напомню, в связи с этим, что Л.Л. Сабанеев, весьма близко знавший Тухачевского и находившийся с ним в доверительных отношениях, вспоминая многократно выражавшиеся тем намерения, подобно Наполеону, воспользоваться революцией и хаосом в политике, а также своим положением в армии, совершить переворот «бонапартистского типа», заметил: «в Кремле его (по отзывам моих кремлевских главных корреспондентов – Потемкина, Красина, Керженцева, Пешковой, Стасовой, М.И. Ульяновой) ценили как только «военспеца», но вовсе не как политического деятеля»⁹⁰⁸

. Таково было, очевидно, мнение и Ленина, так, скорее всего, относился к Тухачевскому и Сталин. Поэтому он не был настолько обеспокоен показаниями Какурина и Троицкого, компрометировавшими Тухачевского как «заговорщика», позволив отложить решение проблемы на полтора месяца. Поэтому же Сталин никак не отреагировал на информацию, изложенную Дыбенко на заседании Военного совета 1 июня 1937 г., о выжидательной позиции Тухачевского в конце 1923 г., в период обострения внутрипартийной борьбы. Сталин, видимо, не считал поведение Тухачевского, описанное Дыбенко, признаком «бонапартизма».

Поэтому, когда 23 октября 1930 г., после проверки показаний Какурина и Троицкого, компрометировавших Тухачевского как участника антисоветского заговора, Сталин с демонстративным удовлетворением писал Молотову: «…что касается Тухачевского, то он оказался чист на все 100 %», – он, пожалуй, был достаточно искренен. Но эта искренность была его, сталинской, сформировавшейся и под влиянием «ленинской политической прагматики». А Сталин был, пожалуй, самым верным и последовательным «учеником» Ленина, в политике, разумеется. В этом отношении заслуживает внимания отрывок из ответа Ленина К.А Мехоношину по прямому проводу 7 июля 1918 г., за несколько дней до измены командующего Восточным фронтом подполковника М.А. Муравьева.

«Запротоколируйте заявление Муравьева о его выходе из партии левых эсеров, – потребовал Ленин, – продолжайте бдительный контроль. Я уверен, что при соблюдении этих условий нам вполне удастся использовать его превосходные боевые качества»⁹⁰⁹. «Бдительный контроль» ради использования «превосходных боевых качеств» – это тот руководящий принцип, который, следуя ленинскому опыту, старался всегда использовать Сталин, пожалуй, и в этом «самый верный ученик Ленина». В данном случае – в отношении к Тухачевскому.

Много десятилетий спустя, в ответ на высказанное «мнение, что Тухачевский был антисоветским»⁹¹⁰

, ближайший соратник Сталина, репродуцировавший прямо или косвенно его мнения, В.М. Молотов заметил: «Трудно сказать. Но то, что он был не совсем надежным, – это безусловно»⁹¹¹. Сомнения Молотова в «заговоре Тухачевского» в этом суждении очевидны. Он считал Тухачевского лишь «не совсем надежным» и тем не менее не выразил сомнения в целесообразности его осуждения и расстрела. Узнав мнение Ворошилова о расстрелянном маршале: «Тухачевский – я ему никогда не верил и не верю»⁹¹², – Молотов согласился: «Верно, это так». Но далее последовало весьма примечательное пояснение, сквозь которое отчетливо просвечивается ленинская и сталинская политическая прагматика: «Но не использовать таких лиц – тоже неправильно. А вот до каких пор можно использовать, тут можно и ошибиться: либо слишком рано с ними разделаться, либо слишком поздно»⁹¹³. Характерно само словечко «разделаться»! И все-таки, как полагал Молотов, верный соратник Сталина не только в делах, но, уверен, и в мыслях, рано или поздно с Тухачевским все равно следовало разделаться: «был ненадежен».