Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева

Так или иначе, жизнь Булганина в Ставрополе была не сладкой вплоть до резкого ухудшения здоровья. И она, по его собственным словам, стала невозможной, когда “Правда", с ведома Хрущева, продолжавшего допекать своего политического противника, разразилась критической статьей о невыполнении производственных норм в Ставропольском крае. Это уже был удар по всему краевому руководству, хотя косвенно он направлялся на председателя местного совнархоза Булганина, который притянул эту молнию не остывшего еще хрущевского гнева. Все та же группа ортодоксальных коммунистов, включая Горбачева, охваченная идеологическим рвением, устроила бывшему премьер-министру настоящую обструкцию и так по-провинциальному изобретательно травила его, что Булганин не вынес, поехал в Москву, добился встречи с Хрущевым и рассказал ему о невыносимых условиях работы в Ставрополе, созданных тремя местными коммунистами. Здесь Хрущев впервые услышал фамилию Горбачева, но вряд ли особенно ее запомнил, хотя позднее, во время его инспекционных поездок по стране, он с Горбачевым бегло встречался. Оценив ситуацию, поскольку отлично знал провинциальные нравы, Хрущев посоветовал Булганину выйти на пенсию, на что Булганин согласился. Далее Хрущев, больше для юмора, поинтересовался, где Булганин предпочитает поселиться — в Ставрополе или Москве? Ответ Булганина, этого выдержанного, воспитанного партократа, которого на Западе называли “советским комильфо", был моментален и с нотками униженной мольбы. Больше в Ставрополь Булганин никогда не возвращался.

Не будем, однако, касаться всех витков медленно, но неуклонно развивающейся карьеры провинциального аппаратчика.

Неожиданный рывок в ней произошел, когда руководителем Ставропольского края был прислан из Москвы Федор Кулаков — лицо историческое, независимое, с собственными идеями преобразования России, деятель крупного масштаба, оказавшийся в Ставрополе по капризу Хрущева, который, как мы уже заметили, использовал здешние места в качестве “Сибири" для опальной кремлевской элиты. Какова бы ни была причина ссылки Кулакова в Ставрополь (до этого он был одним из министров РСФСР в Москве), она явно не носила характера идейных разногласий с Хрущевым.

Кулаков сам был человеком хрущевского склада, не бюрократ, а работник, чувствующий личную ответственность за бедственное положение экономики страны и, как Хрущев, осознающий острую необходимость радикальных перемен.

Среди молодых ставропольских аппаратчиков Кулаков не сразу заметил Горбачева. Любопытно, что с первого взгляда скромный, не прибегающий к грубой лести, рано лысеющий Горбачев не привлек внимания ни одного из своих будущих влиятельных патронов — ни Кулакова, ни Суслова, на Андропова, ни Громыко. Горбачеву всегда требовалось время, чтобы расположить к себе начальство, доказать свою исполнительность, лояльность, близость взглядов. Только через два года после своего приезда в Ставрополь, Кулаков вытащил Горбачева из комсомольского болота, где тот явно засиделся (даже по годам — предел комсомольского возраста 26 лет), и перевел его в самый центр экономической реорганизации. Еще через год Кулаков счел квалификацию Горбачева достаточной, чтобы поручить ему управление сельским хозяйством всего края. Горбачев привлек энергичного и властного Кулакова своей молодостью, университетским образованием, что выгодно отличало его на фоне малокультурных провинциальных аппаратчиков, а главное — своей готовностью с головой отдаться новым идеям, которых у Кулакова было с избытком.

Позднее, в пору своего собственного секретарства в Ставрополе, Горбачев после нескольких катастрофических неурожаев попытается робко проэкспериментировать в сельском хозяйстве, слепо копируя ку-лаковские проекты, но лишенный размаха, опыта и любви к риску, на полпути испугается, все скомкает и — загубит урожай. Горбачев был идеальный тип ученика и последователя при крупной, масштабной, берущей на себя всю ответственность фигуре учителя и наставника.

По самой своей натуре, Горбачев был послушным исполнителем, услужливость его не была навязчива и груба, он овладел наукой угождения начальству вполне и на современный, приличный манер. Он был из тех, кто упорно идет вослед идущему впереди — мужественному пролагателю дороги. Горбачев любил быть под началом независимого и перспективного человека, и “под чужим началом", освобожденный от ответственности и риска, он мог быть энергичным и даже, в безопасных пределах, инициативным. Волевой, реформаторский, импровизаторский стиль кулаковского правления, несомненно, оказал глубокое воздействие на Горбачева. Позднее он не раз попытается имитировать его на разных высоких постах, включая высший в советской империи.