Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева

Группа Эйсмонта – Смирнова, вступившая на путь борьбы с партией, повторила, по существу, рютинско-слепковскую платформу, с первых же шагов своей деятельности стала вбирать в себя антисоветские элементы».

А как вел себя на том пленуме Н.И. Бухарин – любимец «перестроечной» прессы, провозгласившей его «альтернативой Сталину»?

О группе Эйсмонта – Смирнова, выступившей фактически с его же прежней позиции, он сказал, что «с ней должна быть суровая расправа». И требовал действовать беспощадно, «не смущаясь никакими сентиментальными соображениями о прошлом, личной дружбе, о связях… Это все абстрактные формулировки».

Кривил ли он душой? Возможно. Но эта «кривизна» переходила все рамки дозволенного. Бухарин и не подозревал, что те же слова вскоре будут обращены в его адрес.

Неудивительно, что 1933 год начался с жестких мер против оппозиции. Были арестованы руководители троцкистского подполья Е.А. Преображенский и И.Н. Смирнов, а также большинство их сторонников. Прошла новая волна арестов рютинцев.

Выступая на январском пленуме ЦК ВКП(б) по делу группы Эйсмонта – Смирнова, Сталин сказал: «Ведь это только враг может говорить, что стоит только убрать Сталина – и все будет хорошо».

Была ли правда в этих словах? Скорее всего, была. Только на первый поверхностный взгляд все дело заключалось в личных амбициях или маниакальных идеях вождя. К тому времени имя Сталина превратилось в глазах миллионов, уверовавших в верность избранного им пути, в символ партии большевиков и советской власти (хотя, объективно рассуждая, Советы всех уровней являлись реальной альтернативой власти партийной верхушки).

Развенчание Сталина, снятие его с высоких постов или, наконец, его убийство сокрушило бы не только его авторитет. Был бы прерван путь развития страны, который провозглашался именем партии, а не Сталина. Это стало бы, пожалуй, не только расколом, но началом стремительного распада советского общества.

Дело, конечно, не в Сталине как таковом, а в той общественной системе, которая сложилась во многом вне его воли и желания: она была основана на вере в социальные идеалы, в счастливое будущее, в политику партии, в возможность построить общество социальной справедливости и высокого достоинства человека труда. Имя Сталина стало одним из символов этой веры.

Именно данное обстоятельство, как можно предположить, стало главным препятствием на пути потенциальных «российских Брутов». Ведь настойчивые призывы «убрать Сталина» (убить или снять) раздавались и «слева», и «справа» и громогласно звучали из-за рубежа. (Памятный доклад Хрущева посмертно «убрал Сталина», осуществив мечту не только троцкистов, но и антисоветчиков всех типов; так были заложены основы будущего развала СССР.)

Особо пристальное внимание Сталина привлекла к себе сравнительно небольшая по численности группа Эйсмонта – Смирнова. Объясняется это тем, что в группу входили ответственные лица, ранее работавшие под руководством Рыкова и связанные с лидерами «правых». Особо выделялся Александр Петрович Смирнов – крестьянин, затем рабочий, профессиональный революционер, один из основателей большевистской партии. Он входил в ЦК еще до революции, а затем был, что называется, на виду: долголетний нарком земледелия и заместитель Рыкова в правительстве РСФСР, лидер крестьянского Интернационала в системе Коминтерна, секретарь ЦК ВКП(б) в 1928–1930 годах.

С группой контактировали и относились к ней сочувственно некоторые члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б) – «двурушники», как называл их Сталин. Они всегда голосовали за вносимые им предложения, а втайне были готовы в любой момент поддержать оппозицию при свержении вождя.

Среди различных оппозиционных групп все популярнее становилась идея физического устранения Сталина. Согласно сообщению хозяйственника Никольского, А.П. Смирнов однажды заявил: «Неужели не найдется ни один человек, который убрал бы Сталина!»

Вызванный по делу этой группы в КПК, А.П. Смирнов признал, что произнес эту фразу, но уточнил: слово «убрать» он использовал в смысле смещения с поста генсека. На это курировавший ОГПУ секретарь ЦК ВКП(б) П.П. Постышев заметил: «Для меня убрать – значит убить».

Действительно, если Смирнов говорил об одном человеке, который убрал бы Сталина, то это могло означать только «убить», и ничего больше, ибо снять с поста генсека единолично невозможно.

В первой половине 1960-х годов по инициативе Хрущева было принято решение реабилитировать группу Эйсмонта – Смирнова, поскольку ни один из ее членов до начала 30-х годов не входил ни в какую оппозицию. Уголовное дело хотели представить как инспирированное сталинцами. Тогда и вызвали к партследователю того самого Никольского. Но он упрямо продолжал стоять на своем: «И все-таки Смирнов произнес это слово – «убрать».

Таким образом, в конце 1932 – начале 1933 годов личное горе Сталина, судя по всему, было тесно связано с политическими процессами, которые происходили в верхних эшелонах советской власти.