Согласно бытующей и поныне легенде, они якобы инициировали это покушение, чтобы Берия смог в опасной ситуации продемонстрировать верность вождю и доказать этим свою решимость рисковать ради него жизнью. Наивность такой версии сопоставима только с ее нелепостью.
В действительности Берии пришлось доказывать свою непричастность к этому инциденту. Вместе с Гоглидзе и Власиком, отвечавшими за охрану высших должностных лиц страны, отдыхавших на Черноморском побережье Кавказа, Берия проводил расследование случившегося. За два дня удалось докопаться до истины: пограничный пост не был информирован о задержке правительственного катера (из-за волнения на море он опоздал на два часа). Командир отделения Лавров, проявив излишнюю инициативу, сделал положенные по уставу три предупредительных выстрела по неожиданно появившемуся в закрытой зоне неопознанному им судну.
Трудно ли было представить случившееся иначе? Мол, стрелял один из законспирированных агентов оппозиции. Разве не могли эти выстрелы быть представлены как воплощение в жизнь призывов «левых», «правых» и прочих «убрать Сталина»? Такая версия звучала бы вполне правдоподобно. Тем не менее Сталин даже не попытался представить оба инцидента неудавшимися террористическими актами. Он никак не вмешивался в ход расследования.
Ситуация изменилась коренным образом только после убийства Кирова. И конечно же не потому, что Сталин с того момента стал панически бояться за свою жизнь. Оснований для такой паники у трусливого человека, или, тем более, обуянного манией преследования было и раньше предостаточно. Но Сталин не был трусом или маньяком. И еще: он не искал поводов для начала репрессий против своих партийных противников.
…Те «исследователи», которые объясняют массовые репрессии в партии сталинской паранойей, основывают свой диагноз самим фактом репрессий. Логика абсурдная. И самое печальное, что для многих она оказалась привлекательной и даже убедительной.
Ради дополнительного обоснования психопатологии Сталина приводят пример с судьбой известного психиатра В.М. Бехтерева. Будто бы он поставил диагноз – паранойя, после чего (и по этой причине) был вскоре отравлен.
Однако, во-первых, Бехтерев никогда клинически или как-то иначе не обследовал Сталина, который в те годы (1923) находился в расцвете сил. Во-вторых, если бы даже он провел такое обследование, то как настоящий врач, давший клятву Гиппократа, не выдал бы эту тайну. К тому же Бехтерев искренне поддерживал советскую власть.
Сам по себе метод объяснения исторических событий мирового масштаба особенностями психического состояния одной личности должен вызывать у нормально образованного человека лишь скептическую усмешку. Но, видимо, много развилось ненормально образованных граждан и гражданок, которые кое-чему обучались, но так и не смогли научиться чему-то дельному, и прежде всего – культуре мышления. Таких людей искренне увлекают сплетни и самые дикие домыслы, но не интересует правда-истина, путь к которой не прост, сопряжен с умственными усилиями и необходимостью основательных знаний, здравого смысла, честности и самостоятельности суждений?
Оставим в стороне «психические аномалии» Сталина, наличие которых никто еще не доказал. Для объективного исследователя, даже не испытывающего симпатии к личности вождя, достаточно правдиво выглядит его признание немецкому писателю Эмилю Людвигу в беседе, состоявшейся в конце 1931 года:
«Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении… рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо «национального» государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального». Правда, через несколько лет он (без особых декларативных заявлений) пришел к мысли о том, что основой такого государства должна быть русская культура, а первым среди равных – русский народ.
Сталин не прилагал усилий к созданию культа своей личности. Да и как можно организовать действительный, а не показной культ? Он поступал мудро: формировал культ Ленина, а себя называл скромным учеником.
В этом Сталин принципиально отличался от Гитлера, который поистине упивался своей ролью фюрера, вождя, пророка. О поведении Сталина такого не скажешь. Тем не менее его 50-летний юбилей в 1929 году прошел с необычайной помпой, которую Рютин справедливо называл отвратительной: «Тысячи самых подлых, гнусных, холуйски-раболепных резолюций, приветствий от «масс», состряпанных вымуштрованным партийным, профсоюзным и советским аппаратом, адресованных «дорогому вождю», «лучшему ученику Ленина», «гениальному теоретику»; десятки статей в «Правде», в которых многие авторы объявляли себя учениками Сталина… – таков основной фон юбилея». А чуть выше тот же Рютин (но уже без доказательств) утверждал: «В теоретическом отношении Сталин показал себя за последние годы полнейшим ничтожеством, но как интриган и политический комбинатор он обнаружил блестящие «таланты». После смерти Ленина он наглел с каждым днем».