Загубленная любовь

В квартирах на Тоттенхэм-корт-роуд теперь проживало много людей со сходным образом мыслей, поэтому в обеденное время мы могли проводить Встречи Любви, чтобы содействовать духовному раскрытию клерков и рабочих Вест-Энда. Мы давали объявления о них в ежедневной газете гуру Рампы «Божественные времена», и в большинстве случаев по рабочим дням с двенадцати часов до двух через нашу квартиру проходило не менее дюжины людей, подтверждавших таким образом любовь свою к Богу и творениям Его. Поначалу я пропустила множество таких встреч — мне приходилось в это время консультировать наркоманов в офисе Вестбурнского проекта на Портобелло-роуд. В то время я была ещё волонтёром, но потом у них открылась вакансия оплачиваемого социального работника, и Левер потребовал, чтобы я подала на неё заявление. Это оказалось нетрудно благодаря моему давнему знакомому с факультета философии Лондонского университета Джеральду Стаббингтону, а также рекомендациям от Джордано и Алекса Трокки. Левер даже замолвил за меня словечко местной полиции, и я беспрепятственно получила эту должность. Теперь, став официальным сотрудником Вестбурнского проекта, я по должности могла посещать тюрьму, и поскольку мне приходилось делать это все чаще и чаще, личный досмотр и обыск, которым меня подвергали перед тем, как впустить, всё более становились формальностью. Левер воспользовался и этим — мне приходилось доставлять наркотики ряду лиц, которых он использовал как дилеров внутри «Вормвуд скрабе»[199]

. Я знала их всех, поскольку уже много лет прокручивала дела с гериком на Лэдброк-Гроув. Однако тягомотина с девяти до пяти в качестве сотрудника Вестбурнского проекта меня совершенно не устраивала, к тому же мне приходилось нелегко из-за двойной жизни, которую я тогда вела. Я употребляла наркоту и торговала ею, в то время как мой работодатель считал, что я в завязке. Кроме того, мне по-прежнему приходилось регулярно посещать участок в Лэдброк-Гроув, где Левер и его подручные всё так же избивали и насиловали меня. Единственным лучом света во всём этом было то, что три-четыре ночи в неделю я проводила в компании Алекса Трокки, и этим временем я безмерно наслаждалась. Что касается домашнего фронта, мы с Джордано снова постоянно ссорились, хоть и не так яростно, как это было в начале семидесятых. Где бы и когда бы мы ни оказывались вместе, Джордано кололся герычем; в завязку он уходил, только когда мы были врозь.

Я чувствовала себя не очень хорошо, но относила это на счёт напряжения, в котором мне приходилось жить, чтобы казаться достаточно респектабельной для работы в Вестбурнском проекте. Однако, сходив в конце концов к врачу, я узнала, что у меня рак прямой кишки. Я могла бы пойти на лечение через Национальную службу здравоохранения, но это означало колостомию[200]

, а значит, до конца жизни мне пришлось бы носить на теле калоприёмник. Я слышала об экспериментальном методе, применяемом в клинике Майо в Штатах — он позволил бы мне сохранить все нормальные функции кишечника, но был очень дорогим. Джордано понимал, до чего мне хотелось избежать необходимости ходить с калоприёмником, и он собрал для меня деньги. Это было нетрудно — он ввозил в Европу большие партии кокаина из Перу и получал с этого немалый доход. Он мог бы получить с этого и больше денег, если б ему не пришлось ранее изымать деньги из мировой сети перевозчиков, чтобы покрыть начальные расходы. Меня снабдили средствами на весь курс нужного мне лечения, хотя перспектива того, что я умру, лишь маячила где-то в отдалении. Я уехала из Лондона весной 1976 года, а вернулась только весной 1977‑го. Лечение прошло успешно, и одним из его незапланированных побочных эффектов стало то, что я перестала принимать наркотики, пока жила в Америке. Однако это не могло продолжаться долго, и вернувшись в Лондон, я вернулась и к улётам от скоростняка, и к отключкам от геры. Джордано приезжал ко мне в Штаты, пока я проходила курс лечения, но когда я вернулась в Европу, он принял целибат[201] и вернулся в общину церкви Божественного Просветления на юге Франции. Я снова была предоставлена самой себе, и хотя жизнь в США была полезнее для моего здоровья — я понимала Лондон, и Лондон понимал меня, так что я осознала, что не могу держаться от наркотиков подальше. Я ездила в Калифорнию, во Флориду и даже в Бэт в западной части Англии, но рано или поздно влечение к соблазнам Лондона и героина неизбежно оказывалось таким, что устоять было невозможно.

Меняются времена, и мы меняемся с ними