— Капитан, вы пьяны, поэтому я извиняю вашу несдержанность, — холодно проговорил полковник, — мне бесконечно жаль ваших боевых товарищей, и не только их, но всех солдат и офицеров, погибших в этой страшной бойне. Но вы не хуже моего знаете главный закон армии: приказы не обсуждаются. Четвертая рота погибла… ради исполнения важной стратегической задачи.
— В результате чего мы все оказались в этом клятом Константинополе! — зло выкрикнул Лихачев.
К нему поспешно приближался метрдотель с двумя дюжими официантами. Покосившись на них, капитан скривился и ушел в дальний конец зала.
— Простите, Гюзель, простите, господа. — Полковник встал из-за стола и поклонился. — Извините, я вынужден проститься с вами, у меня есть сегодня важное дело. И простите за этот безобразный инцидент…
— Бросьте, полковник, — рассмеялся Казанзакис, — стоит ли обращать внимание на пьяную болтовню какого-то хама…
— Это не совсем так. — Полковник вежливо улыбнулся, но улыбка его снова вышла кривой из-за шрама. — Это не пьяный хам, а боевой офицер… И он более опасен, чем вы думаете.
Молодой офицер в черкеске тоже поднялся из-за стола. Полковник что-то негромко сказал ему и направился к выходу. Его молодой спутник немного задержался в зале, наблюдая за столиком, где сидел капитан Лихачев со своими товарищами.
— «Дорогой длинною да ночью лунною…» — дружно грянул цыганский хор.
— Пойдем, дорогой, — неуверенно начала Анджела.
— Не сегодня, — твердо ответил Борис, — думаю, что сегодня неподходящий момент для знакомства.
Анджела облегченно вздохнула.
Глава девятая
Полковник Шмидт быстро шагал по людной, ярко освещенной улице. Его мысли были заняты важным и неприятным вопросом. Сегодняшняя сцена в кабаре, которая могла показаться постороннему человеку не заслуживающей внимания, была на самом деле очень серьезна. Угрозы, которые вырвались у капитана Лихачева, не были пустым звуком. Полковник знал кое-что о знакомствах Лихачева, о том, где он проводит вечера… Еще недавно он думал, что ситуация находится под контролем и эти господа долго еще не осмелятся перейти от слов к делу. Но сегодняшний скандал говорит об ином. Как бы они не начали действовать и не нарушили планы самого Шмидта и его английских друзей! Известно ведь: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке…
За этими мыслями полковник не сразу заметил человека, который нагнал его и уже несколько минут шел рядом и чуть позади. Почувствовав наконец его присутствие, Шмидт вздрогнул и схватился за револьвер: ему показалось, что рядом с ним идет капитан Лихачев. Оглянувшись и поняв свою ошибку, он усмехнулся собственной нервозности и сказал дружелюбно:
— А, это вы… Добрый вечер.
Неожиданный спутник приблизился к нему вплотную, будто собирался сообщить нечто конфиденциальное, и вдруг коротким сильным ударом, почти незаметным со стороны, вонзил в затылок полковнику узкое стальное лезвие.
Шмидт не издал ни звука: смерть его была мгновенной. Убийца, сильной рукой обхватив мертвеца за талию, плавно опустил его на высокий стул уличного чистильщика сапог и тут же растворился в яркой толпе гуляющих.
Мальчишка-чистильщик, не задавая лишних вопросов и не поднимая глаз, молниеносно заработал двумя щетками. Когда английские ботинки полковника засверкали как зеркало, чистильщик выжидательно замер. Монетка не упала с приятным звоном в широко открытый ящик, и только тогда чистильщик поднял глаза на молчаливого клиента.
Клиент был мертв. Чистильщик понял, что сегодня у него определенно неудачный день.
Тем же вечером в задней комнате «Кокошника» шла крупная игра. Собственно, азартные игры в Константинополе были строжайше запрещены, и организатор их мог поплатиться свободой… Но когда среди игроков были такие могущественные люди, как Казанзакис, влиятельный французский полковник Арно, молодой блестящий турецкий генерал Кераглы — а именно эти люди сидели вокруг стола, — в таком случае власти поневоле закрывали глаза на нарушение закона.
Четвертым человеком за столом был некий Жюль Маню, элегантный молодой человек с чересчур хорошо уложенными волосами. О нем мало кто что-нибудь знал достоверно, известно было, что он не стеснен в средствах, ничем не занят, живет на широкую ногу и играет по крупной.
И сегодня игра шла очень большая. Как принято в столь высоком кругу, на столе не высились стопки наличных денег — играли на слово, но количество нулей в ставках к концу вечера стало таким, что у постороннего человека закружилась бы голова.
Даже Казанзакис, один из самых богатых людей в великом городе, был немного бледен и нервно облизывал губы. Полковник Арно держал карты трясущейся рукой и поминутно вытирал лоб салфеткой, генерал Кераглы был красен как рак, глаза его горели лихорадочным огнем, и только Жюль Маню был абсолютно спокоен. На его невозмутимом лице играла легкая улыбка.