— Хорошо бы на программиста. Я ведь обожаю компьютеры! А отец об этом и слышать не желает. Он даже не в курсе, что у меня имеется Интернет, а то бы немедленно запретил. Он хочет, чтобы я, как и мои старшие сестры, вышла бы замуж, родила детей, занималась хозяйством. А мне это претит. Но он не понимает. Отец — радушный и добрый, но ужасно упрямый и умеет быть подчас жестоким. Вот если бы кто-то из моих братьев захотел пойти в университет, он бы с радостью поддержал эту идею. А женщины, как он думает, не должны слишком много знать. Мне и так с большим трудом удалось попасть в гимназию, а то он хотел отправить меня в реальную или общую школу. И тогда путь к высшему образованию мне был бы закрыт. Я сейчас в тринадцатом классе и на будущий год буду подавать документы в Гамбургский университет!
В общем, как поняла Катя, у каждого свои проблемы. Она рассказала Мириам обо всем, что произошло с ней — и в России, и в Германии. Та, широко распахнув карие глаза, слушала затаив дыхание.
— Сколько тебе пришлось пережить, — сказала она, когда Ипатова закончила рассказывать. — И ты не сдалась! Я бы давно уже позвонила отцу и попросила его забрать меня! Ты молодец, Катя! И вместе мы что-нибудь придумаем!
— А почему ты носишь платок? — не удержалась и задала вопрос Катя. — Мириам, ты производишь впечатление современной девушки, которая придерживается западных ценностей. А платок…
— И что? — сказала с некоторым вызовом турчанка. — Почему-то вы, европейцы, думаете, что платок — это символ отсталости и угнетения. Да ничего подобного! На моей родине, в Турции, где я бываю только летом, в период каникул, вообще официально запрещено носить платки в учебных заведениях. Поэтому многие турчанки и учатся за границей, чтобы иметь возможность следовать своим религиозным убеждениям. А тс почему-то думают — если носишь платок, значит, ты угнетаемая женщина Востока или, что еще хуже, пособница Саддама. Меня никто не заставляет в семье носить платок, отец далеко не религиозный фанатик. Я сама приняла такое решение и буду его выполнять. Я платок ношу, даже когда играю в баскетбол! И вообще, знаешь, какие бывают платки? Они же подвержены моде, как и другие аксессуары!
Гази Чаглар, отец Мириам, приехал в Германию как гастарбайтер еще совсем молодым, в конце шестидесятых. Работал везде — на стройках, в больницах, на овощных плантациях. Там, где коренные немцы работать не хотели. Затем познакомился с соотечественницей, они поженились, появились первые дети. Чаглары занялись бизнесом, открыли небольшую кебабную. Так и потекли деньги, предприятие стало расширяться, они завели ресторан, купили дом… Наконец, даже получили немецкое гражданство. В Турцию они теперь ездят как за границу. Другие ветви обширного семейства Чагларов были раскиданы по всей Германии — кто-то жил в Штутгарте, кто-то — во Франкфурте, другие — в Берлине, а некоторые даже в Голландии и Дании.
Катя проговорила с Мириам большую часть ночи. Она чувствовала, что это принесло ей облегчение. Ей требовался кто-то, кому она может излить душу, поделиться сокровенным и наболевшим. Мириам проявила максимум сочувствия и участия. Наконец, в половине пятого, Катя уснула.
Открыв глаза, она поняла, что давно наступил день. Катя заглянула в комнату Мириам. Никого. Конечно, у той же занятия в гимназии!
Катя спустилась на второй этаж. Госпожа Чаглар, мама Мириам, опекала гостей из Штутгарта. Увидев Катю, она улыбнулась и пригласила ее к столу. Чего там только не было! У Кати потекли слюнки. Семейство Клумпс было состоятельным, даже богатым, Фредди как-то хвастался, что сделал свой первый миллион, когда ему не исполнилось и тридцати. Но питались они продуктами из дешевых магазинов. И у этих продуктов не имелось ни вкуса, ни запаха, яблоки вообще были как ватные, быстро гнили, а хлеб походил на картонный и плесневел, если его не успевали съесть в течение дня.
А здесь! Какое разнообразие цветов и запахов. И Катя не знает, к стыду своему, ни одного из названий этих яств. Ей, как и большинству жителей Германии, скорее всего, известен только кебаб — булка с нарезанным мясом, приправленная салатами, овощами и соусом. Катя позавтракала (или уже пообедала), затем спросила хозяйку, чем может ей помочь. Госпожа Чаглар даже всплеснула пухлыми руками.
— Ничем! — воскликнула она. — Ты — наша гостья, поэтому ничего не должна делать! Мой муж сказал, что ты можешь жить у нас сколь угодно долго. А раз он так сказал, то ты должна считать наш дом своим! И какие бесстыжие те люди, у кого ты работала. Взяли девушку из чужой страны, издевались, а затем ночью выбросили на улицу! Да так никто даже с кошками не поступает!
В разговор включились гости из Штутгарта, Чаглары перешли с немецкого на турецкий. Катя поднялась в комнату и стала ждать Мириам. Та появилась через несколько часов. Бросив в угол рюкзак, она сказала: