— Милочка, ты сама виновата. Не стоило обострять отношения с семьей. И вообще, госпожа Клумпс-Диргенхоф говорила со мной о твоем безобразном поведении… Я даже не знаю, могу ли предлагать твою кандидатуру другим семьям.
Катя поняла: Бригитта опередила ее и настроила владелицу агентства против нее. Госпожа Хаммель сказала, что сейчас не самое удачное время для таких разговоров — все же почти одиннадцать ночи! И пусть Катя позвонит ей завтра около полудня.
— Но я сейчас на вокзале в Гамбурге, — закричала Ипатова. — У меня всего двести евро! Что мне делать?
— Двухсот евро вполне хватит, чтобы уехать на автобусе в Россию, — сказала владелица опэр-агентства. — Ничем не могу помочь тебе. Ты сама виновата в сложившейся ситуации. Спокойной ночи!
Катя знала — да, она сама виновата в том, что случилось, но откуда она могла заранее знать, как нужно действовать? Ей нужно было уйти от Клумпсов в самом начале, тогда бы все прошло безболезненно, она бы давно жила в другой семье. А что теперь? Не звонить же отцу, в России сейчас час ночи, не тревожить же его страшным известием о том, что единственная дочь в полном одиночестве находится на центральном вокзале Гамбурга. Он только будет сходить с ума, но ничем помочь не сможет. Нет, папа ничего знать не должен.
Уехать в Россию? Это, конечно, самое простое! Но она хочет остаться в Германии. Получится, что Бригитта победила. Нет, Катя останется в Гамбурге хотя бы назло семейству Клумпс-Диргенхоф.
На гамбургском вокзале не было, как на российских, зала ожидания, комнаты отдыха или чего-то подобного. Немцы, народ практичный, рассуждали так: наши поезда почти всегда приходят строго по расписанию, для чего же зал ожидания? А если нужна гостиница — так здесь, в соседних кварталах, полно отелей — начиная от роскошных и закачивая унылыми заведениями на Репербане и Санкт-Паули.
Зато на платформах стояли несколько металлических кресел и даже небольшие прозрачные кабинки-павильоны с такими же креслами. Внутри было хотя бы тепло. Огромное табло показывало температуру — плюс полтора градуса. Катя, которая дрожала от холода и страха, зашла в такую кабинку, поставила чемодан на пол, опустилась в жесткое кресло.
Неужели ей придется ждать до завтрашнего полудня, когда можно будет звонить фрау Хаммель? Но та вовсе не обещала ей помочь, сказала просто перезвонить — завтра она может повторить то же, что и сегодня — твои проблемы, детка, ничем помочь не могу, езжай обратно, если тебя что-то не устраивает.
Катя, завернувшись в промокшую курточку, закрыла глаза. Хотелось спать, давал о себе знать стресс. Она погрузилась в кратковременный сон. Открыла глаза от того, что в павильончике, где она задремала, кто-то галдел. На соседних креслах расположилась турецкая семья — усатый глава семейства, его супруга, полная женщина, облаченная, как и многие турчанки, в головной платок, двое молодых темпераментных людей и девушка, ровесница Кати. Как и мать, она была в платке и длинной юбке. Они говорили попеременно то по-немецки, то по-турецки. Катя поняла, что снова заснуть ей не дадут.
К платформе подошел поезд. Турки высыпали из павильона, кого-то явно встречая. Ага, интерсити-экспресс из Штутгарта. Она позвонит завтра с утра Светке и Олесе. Те должны ей помочь. Они же ее единственные подружки. Хотя каким образом? Они сами в таком же, как Катя, положении. Правда, у Светки и Олеси все в порядке, обе были веселы и довольны, когда она говорила с ними по телефону. Внезапно Катя почувствовала всю сложность ситуации, ей стало обидно. Она старалась не плакать, но слезы сами лились из глаз. Уткнувшись в куртку, она разрыдалась. Хорошо, что никого рядом нет и никто не видит ее слабости.
— Привет, у тебя неприятности? — услышала Катя голос. Подняв заплаканные глаза, она увидела перед собой молодую турчанку, которая всего несколько минут назад ждала вместе с семьей прибытия поезда из Штутгарта. Родичи турчанки, встретившие пожилую чету, радостно галдели и обнимались на платформе.
Турчанка говорила по-немецки без малейшего акцента. Она была красива — овальное лицо, темные глаза, тонкие черты восточного лица.
— У тебя что-то случилось? — спросила она участливо. — Почему ты плачешь?
Катя вытерла слезы и сквозь силу улыбнулась Ну вот, к ней начинают приставать немцы и спрашивать, в чем дело. Хотя это не немка, а турчанка. Но наверняка с немецким паспортом.
— Все в порядке, — сказала Катя. Не хватало еще, чтобы прохожие начали обращать на нее внимание. Да и чем может ей помочь эта девушка? Ничем, абсолютно ничем!
— А ты откуда? — спросила та. — Говоришь с акцентом. Откуда ты приехала?
— Из России, — сказала Катя. А затем, сама не зная почему, добавила: — Меня выкинули на улицу. И я не знаю, что мне теперь делать…
— Как это — выкинули на улицу? — удивилась турчанка. — Расскажи!
Нехотя Катя в нескольких фразах обрисовала ей ситуацию. Турчанка внимательно слушала. Затем ее позвали родственники. Девушка, не говоря ни слова, вышла из павильона.