Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир

Монтескье черпал теоретический материал из истории английской конституционной монархии, как, впрочем, и Вольтер, воздавший хвалу английской парламентской системе в «Философских письмах». И трактат «О духе законов», и «Философские письма» по требованию церкви были во Франции внесены в Index librorum prohibitorum[312].

У просвещенных философов было не слишком много почитателей. Они составляли городскую интеллектуальную элиту, жившую по большей части в Париже и его окрестностях и искавшую богатых покровителей и покровительниц. Их взгляды разделяла лишь небольшая часть богатой верхушки общества. У простых же людей в XVIII веке были другие занятия, нежели изучать сложные теоретические размышления о человеке и его положении в мире.

Как и представители дворянства, философы выступали за свободу, но не за равенство. Свобода была напрямую связана с собственностью, и просвещенные философы, такие как Дидро, Гольбах и Гельвеций, утверждали, что «равноправие в обществе» не может быть одинаковым для всех. На самом деле, по мнению Гольбаха, экономическая «уравниловка» была откровенно опасна, поскольку она «нанесет непоправимый ущерб и даже уничтожит республику». Гельвеций называл «полное равенство» une injustice veritable[313]

. Да и в целом просвещенные философы считали равенство условностью, а демократическое общество – «вредным для крупных государств». Таким образом, Монтескье предупреждал своих читателей, что резкие политические или социальные перемены могут привести к потере правительством какого бы то ни было контроля. Вольтер питал отвращение к деспотизму, но считал полезным сохранить существующий порядок. «Некоронованный король Европы» не желал, чтобы им управлял «народ», который он называет la canaille[314] и заявлял, что девять из десяти неграмотных обывателей не нуждаются в просвещении, более того, «они его не заслуживают». Равенство для него – вещь самоочевидная, но в то же время «самая недостижимая». Например, Вольтера не волнует, умеют ли крестьяне читать, ведь «им все равно хватает работы на земле».

Благодаря союзу между gens de lettres[315] и gens du monde[316]

начиная со второй половины XVIII века философы стали желанными гостями в литературных салонах Парижа. Мадам Дюдеффан, мадемуазель де Леспинас, мадам д’Удето, мадам де Неккер, мадам де Тансен и мадам де Жоффрен – все они соперничали за то, чтобы привести самых интересных и влиятельных писателей и философов в свой салон, где они могли бы свободно обмениваться идеями с другими гостями. Каждую неделю в одном из парижских салонов собирались люди, и только самые влиятельные или популярные могли попасть в любой салон в любой вечер недели. После 1770 года из закрытых общественных и культурных еженедельных мероприятий салоны превратились в политические собрания, на которых обсуждались идеи Просвещения.

«Энциклопедия»

Постоянным гостем в салоне мадам де Жоффрен был Дени Дидро. Он родился в 1713 году в Лангре, что к северу от города Дижон, в семье кузнеца. Сначала Дидро изучал теологию и переехал в Париж, планируя изучать право в Сорбонне, но вскоре бросил учебу. Он с трудом сводил концы с концами, подрабатывая переводчиком, и одновременно писал статьи для журнала Mercure de France. Его первую оригинальную работу, «Философские размышления» (Pensées philosophiques), опубликованную в 1746 году, церковь отправила прямиком в костер – что мгновенно принесло ему популярность в обществе. Второе сочинение, «Письмо о слепых, предназначенное зрячим» (Lettre sur les aveugles d l’usage de ceux qui voient), в котором Дидро рассуждал о разуме, вызвало у комитета по цензуре такое негодование, что философ почти мгновенно оказался в трехмесячном заключении. Естественно, Дени Дидро стал знаменитостью.