– Насколько хорошо ты знаешь Саскию?
Его взгляд встретился с моим.
– Очень хорошо, – ответил он. – Мы с ней знакомы с детства. И мы… – Он вдруг замолк, и его глаза округлились, как у зверька, который только что осознал, что угодил в силок.
– И вы что?
Деклан сглотнул.
– Мы начали встречаться еще до доведывания.
На лице Андерса отразилось неодобрение, и я вздрогнула. На заигрывания до дня доведывания всегда смотрят косо, поскольку это создает проблемы – ведь в таком случае чей-то суженый или суженая, на которых пал выбор костей, может любить кого-то другого. Андерс на несколько секунд замолчал, прикидывая, следует ли выспрашивать Деклана о том, что предшествовало доведыванию, и, похоже, решил, что дело того не стоит. Однако плохо уже и то, что именно теперь Андерс узнал, что порой мне случается отступать от правил.
– Не замечал ли ты недавно каких-либо перемен в поведении Саскии?
Деклан прикусил щеку и на несколько секунд замолчал.
Андерс прочистил горло.
– Ну так как? Замечал?
– Да, – тихо ответил Деклан.
– И в чем они заключались?
– После доведывания она стала… немного не такой.
– Менее честной?
– Я бы так не сказал.
– А как бы ты сказал?
Деклан заерзал.
– Она стала более сдержанной. Менее открытой.
– Как будто у нее есть от тебя секреты?
Деклан наморщил лоб, словно пытаясь заставить себя не отвечать. Но ответ все-таки сорвался с его уст:
– Да.
В зале воцарилась гробовая тишина.
– Еще один вопрос, последний. Находясь в костнице, ты заходил куда-либо помимо торгового зала?
– Нет, – просто ответил Деклан. – Я все время был с Саскией и Эйми.
– Спасибо, – сказал Андерс. – Ты можешь идти.
Андерс повернулся к моей матери:
– Делла, мне очень не хочется…
– О чем речь, – беззаботным тоном перебила его она. – Мне нечего скрывать.
И залпом выпила сыворотку правды. На сей раз Андерс не стал ходить вокруг да около, задавая простые вопросы, а сразу взял быка за рога.
– Зачем тебе понадобился порошок из лошадиного копыта?
Голос матушки был звонок и чист.
– Одна из костей, которые я использовала во время доведывания, сломалась. Я хотела срастить ее.
У меня замерло сердце, но остальные члены совета, похоже, не встревожились. Дело наверняка заключалось в том, как она
– А почему ты не сказала об этом Саскии? – спросил Андерс. – Почему она не смогла ответить на вопрос Оскара о том, для чего тебе понадобились зелья?
– Я не сказала ей, потому что не хотела, чтобы она испытывала чувство вины.
– А из-за чего у нее могло возникнуть чувство вины?
Матушка перевела взгляд на меня и ответила не сразу.
– Дело в том, что это она сломала кость.
Эти слова полоснули меня, как нож, ибо она сказала их, словно обвиняя, словно не могла солгать.
Впервые после доведывания я поняла, что она держит на меня зуб за что-то, чего я даже не помню. И пока она давала дальнейшие показания, я сидела, не поднимая глаз. До того самого момента, когда Андерс вызвал для дачи показаний меня саму.
Матушка ответила на все вопросы так, будто ей нечего было скрывать, хотя на самом деле она много чего скрывала. К тому времени, когда она встала с кресла для допросов, даже мэтр Оскар выглядел так, словно ему было стыдно, что он ее обвинил.
Но я не такая, как матушка, и могу выболтать ее секреты. Рог дрожит у моих губ, когда я делаю мелкий глоток. Сыворотка правды так горька, что я давлюсь. Лучше бы я выпила ее залпом. Допив, я возвращаю
– Ты готова? – спрашивает Андерс. Его голос доносится словно издалека – как будто он кричит со дна глубокой ямы.
Я киваю.
– Как тебя зовут?
– Саския. – Ответ срывается с моих уст сам собой, словно неожиданное чихание.
– Сколько тебе лет?
На сей раз я уже более готова к ответу. Секунду я молчу, но ответ рвется наружу. Это похоже на кашель, который я могу сдерживать до поры до времени, но который я не в силах удержать совсем.
– Семнадцать.
– Доведывание определило твоего суженого?
– Да.
– И кто это?
– Деклан.
– А у тебя есть от него секреты?
– Да. – Дав ответ, я сразу же соображаю, что мне не следовало так говорить. Надо было сказать: