Заключенный (ЛП)

Я нежно прикасаюсь к ее виску, к тому самому месту, куда приставлял пистолет, угрожая ей. Мы здесь на ночь. Она знает, что случится.

Я путешествую пальцем ниже… ниже… вниз по ее щеке, по губам. Очерчиваю линию ее профиля. Она становится двумя измерениями для меня: очертанием профиля и реальным человеком. Линия ее шеи как край, что-то, обо что я могу порезаться. Когда я достигаю вершин ее груди, она хватает полотенце и отстранятся.

— Правильно, — говорю я одобрительно. — Борись со мной.

Задняя часть шеи — это чувствительное место. Это место, где одно животное захватывает другое, нагибая его в подчинении. То место, куда я кладу свою руку. Я использую это как поводок, чтобы вести ее к кровати. Каждый шаг ощущается вынужденным и именно так мне нравится.

— Ложись, — говорю я.

Она смотрит на меня свирепым взглядом.

— Ложись, и я позволю тебе оставить полотенце.

Она колеблется, затем подчиняется, закрепляя тонкое полотенце на груди.

— Давай проясним, — говорю я, привязывая ее запястья к спинке кровати. — Если я захочу трахнуть тебя — я трахну тебя. Если я захочу, чтобы ты сосала мой член, то ты будешь сосать мой член. И, если я хочу, чтобы ты лежала здесь тихо и засыпала, то ты будешь делать и это тоже. — Но это невозможно, и мы оба это знаем.

Ее запястья крепко связаны, достаточно, чтобы держать ее руки вместе, как будто она молится, и тканью привязаны к спинке кровати. Я перемещаюсь к ее ногам и привязываю ее за лодыжку к металлической раме под матрасом. Лучше всего, если вторая нога будет свободной.

Стою и изучаю проделанную работу в то время, пока она яростно смотрит на меня. И этот рот. Этот хорошенький розовый рот с языком, который выскакивает и увлажняет губы. Даа… я столько мог бы сделать с этим ртом. Она моя, чтобы делать с ней все, что я захочу. И так трудно понять с чего начать.

С раздражением она поворачивается и сворачивается на своей стороне, подальше от меня, во всяком случае, настолько далеко, насколько это возможно со связанными руками и лодыжкой. Я пробегаю пальцем по ее руке. Это вызывает мурашки.

— Ты будешь делать вид, что тебе нравится это? — спрашиваю я.

Ее кулаки сжимаются настолько сильно, насколько это возможно. Я действительно не хочу, чтобы она притворялась. Она мне нравится такой, какая есть. Настоящая. Я думаю о библиотеке, тогда, когда снял ее очки. Насколько настоящей она себя чувствовала. Как будто мы стояли на краю чего-то.

Я хочу, чтобы она говорила, поэтому побуждаю ее.

— Может быть, если ты хорошо меня трахнешь, я отпущу тебя.

Она издает шипящий звук.

— Никогда!

— Даа… — моя улыбка медленно появляется. — Наверное, лучше бы ты осталась со мной.

Она дергает головой, и ее глаза снова делают это. Бум. Бум. Бум.

Внезапно, эти фейерверки кажутся чем-то важным. Как будто я должен сохранить их в ее глазах. Не дать им исчезнуть. Но потом она снова отворачивается от меня и ведет себя очень-очень спокойно. Я сижу на кровати рядом с ней и пробегаю пальцем вниз по жесткому, дешевому полотенцу, пока не дохожу до его конца и скольжу по вершине ее шелковистого бедра. Продолжаю следовать вниз, к ее колену, теперь двумя пальцами, наслаждаясь ее теплой, мягкой кожей, наслаждаясь тем, что она моя. Я всегда знал, что трахну ее, когда получу шанс, но, находясь с ней в этой дерьмовой маленькой комнате, это уже кажется гораздо лучше, чем я себе представлял, а я еще даже не внутри нее. Она тяжело дышит, когда я начинаю двигаться в обратном направлении.

Когда дохожу до края полотенца, скольжу рукой вверх под ним, находя изгиб ее бедра. Перемещаю руку по нему, пальцы находят ее тазовую кость.

Эбби глотает ртом воздух. Как будто ее на самом деле удивило то, что происходит.

Как будто она думала, что я был кем-то другим. Кем-то лучшим. Она надеялась, что ее класс вытащит меня из моей тьмы? Такие люди, как она, хотят видеть хорошее в таких людях, как я, и, возможно, она и дальше будет хотеть этого, но важно, что она не ожидает от меня чего-то лучшего и не надеется, что я кто-то другой. Страдание — это хотеть то, чего ты не имеешь. Страдание — это хотеть то, что имеет кто-то другой. Мне важно, что она видит, что это на самом деле. В глубине души она уже абсолютно точно знает, как мы подходим друг другу, поэтому так нервничала возле меня в классе. Несмотря на то, что мои руки были в наручниках, она знала, что когда-нибудь я ее трахну.

— Перевернись, — говорю я, потянув ее за бедро, ободряя ее перевернуться на спину.

— Не делай этого, — говорит она.

— Давай же.

Она не двигается.

— Сделай это, — говорю я.

— Зачем?

— Ты знаешь зачем, — шепчу я. Я сжимаю сильнее пальцы на ее бедре и тяну, направляя ее. Она пинает меня свободной ногой, но я к этому готов, ловлю ее ногу другой рукой и переворачиваю ее, укладывая как и где хочу.

Она смотрит в потолок. Полотенце только наполовину закрывает ее. Пульс бешено стучит на ее шее. Испуганная. Ее взгляд отсутствующий, она где-то не здесь. Я шлепаю ее по бедру.

— Эй.