Бар неподалеку от Новошепеличей пользовался дурной славой. Во время Чернобыльской аварии через село прошел северный след радиоактивного заражения, и теперь в этом районе периодически видели «носителей» – мутантов, получившихся в результате научных опытов с домашним скотом и калифорнийскими червями, которых создали на экспериментальной ферме. Напоминали они куски красно-черной плоти, слепленной из фрагментов тел быков, коров и овец, из которых во все стороны торчали белесо-зеленоватые черви толщиной с человеческую ногу. Ясное дело, что питались эти твари исключительно мясом, причем явно предпочитая человечину. И хотя бар охранялся парой пулеметчиков, упакованных в экзоскелеты, популярности это ему не прибавляло. К тому же поговаривали что бармен не заморачивается очисткой воды, которую он брал из протекающей неподалеку Припяти, потому щи и самогон мерить счетчиком Гейгера в этом заведении не рекомендовалось, дабы не портить себе настроение перед обедом.
Но троих сталкеров, что сидели за дальним столиком возле стены, все это совершенно не волновало. Они с аппетитом трескали подозрительного вида жаркое, запивая еду мутным квасом, и по их виду было понятно, что их все вполне устраивает.
Бармен, маячивший за дубовой стойкой, подозрительно косился на посетителей. Обычно сюда забредали либо зеленые «отмычки», не слышавшие о репутации заведения, либо полные отморозки, которым сам черт не брат. На первых эти трое были совершенно не похожи. Значит, или крутые бандиты, или армейцы, решившие, что в Зоне заработают больше, чем на государственной службе. И с теми и с другими беды не оберешься, если им что-то не понравится. Причем основания для этого были: при воспоминании о продуктах, из которых готовились жаркое и квас, у хозяина заведения появлялась легкая тошнота. И теперь бармен прикидывал, как лучше сделать – сразу на всякий случай приказать пулеметчикам завалить гостей или подождать. Авось обойдется. Эти стакеры сами наполовину мутанты, и желудки у многих из них словно биореакторы, переварят любую органику. Оставалось надеяться, что эти – из таких. Ибо пускать всех посетителей бара на жаркое – это уж как-то совсем не солидно. Надо хотя бы через одного…
Снаружи заведения раздались возмущенные голоса. Кто-то пытался прорваться внутрь, а охрана их не пускала.
– Кто там? – негромко спросил бармен, нажав неприметную кнопку, замаскированную под пуговицу на воротнике.
– «Борги», – раздалось в левом ухе. – Двое тащат третьего, который весь в кровище и того и гляди кони двинет.
– Это ты сейчас кони двинешь, паскуда! – взревел голос, полный нечеловеческой ярости. Ну да, ну да, «борги» за своих товарищей глотки порвут кому угодно, и все такое. Слышали, знаем.
– Пустите, – сказал бармен.
«Боргов» он не любил. Раньше бы приказал стрелять. Безотходный вариант. Все, что на трупах, – законный хабар, а тела – клиентам на жаркое. Зона все спишет. В случае чего – не видел никого, не знаю ничего.
Но то раньше.
Нынче же времена иные. Артефактов в Зоне кот наплакал, соответственно, и клиентов заметно меньше стало. Поэтому приходится бороться за репутацию среди членов основных группировок.
Дверь распахнулась, и двое плечистых «боргов» в знакомых черно-красных защитных костюмах втащили в бар третьего – в полностью черном от запекшейся крови. Бармен только глянул на мраморно-бледное лицо раненого и сразу все понял. Зря эти кабаны надрывались, не жилец их кореш. По ходу, крови из него вытекло литра три, так что это, считай, гарантированный труп, который ластами хлопнет в самое ближайшее время.
Но «борги» в это верить отказывались, хотя, небось, сами мертвецов повидали немало на своем веку. Подтащили, смахнули стаканы на пол и, водрузив тело на стойку, уставились на бармена.
– Вылечить сможешь? – прохрипел один из них, лицо которого было изрыто глубокими оспинами, словно ему в рожу мелкой дробью из двустволки в упор хренакнули.
– Сам-то как думаешь? – пожал плечами бармен. – У меня ж тут не реанимация полевого госпиталя. Хотя тут полевой вряд ли помог бы, стационарный нужен. И то сомневаюсь…
Пока бармен разглагольствовал, прикидывая, как бы половчее отослать этих гамадрилов обратно в Зону хоронить без пяти минут покойника – пока отсюда обратно вытащат, он и окочурится, – рябой молча полез за пазуху и вытащил оттуда небольшой золотой шарик с яркими, цветными пульсирующими нитями, пронизывающими его поверхность. Шарик сверкал, переливался, притягивал взгляд…
У бармена отвисла челюсть, по подбородку потекла тягучая капелька.
– Это… то, что я думаю? – немного жалобно спросил он, придя в себя и вытирая невольные слюни.