Закон Дальнего космоса

- Ты в своем уме, Фил? - спрашиваю я. - На хрена он нам сдался? В нем же килограммов восемьдесят! Помножь на одиннадцать тысяч триста двадцать два и получишь, сколько баксов мы теряем от такого недогруза. Он же для нас золотым получается. Да что там золотым - алмазным! Я даже не спрашиваю про оплату за проезд, откуда у него бабки вообще, не говоря уж про такие?..

То есть ежели взять пассажира - на столько, сколько он весит, меньше придется пыльцы загрузить. Дорогая это штука - пыльца центаврийского папируса. А как ей дешевой быть, если она и рак лечит на раз, и саркому, и СПИД, а тащить ее аж с самой Альфы приходится?

- Брось, кэп, не жадничай, - отвечает Фил. - “Скупой платит дважды” - слышал такую поговорку? Денег у него, конечно, нет, но этот паренек нас в случае чего выручить может. Только не спрашивай как, я ему слово дал, что без крайней нужды не расскажу. Давай захватим. Как амулет.

Это называется “брать на понт”. В наших делах, в “беспошлинно-торговых”, народ суеверный и никаких талисманов-амулетов не чурается. У кого колечко волшебное, у кого просто примета - например, пописать перед стартом на обшивку, - у кого кисет с землицей родной на груди, а кто-то и кота или попугая с собой таскает. Но чтобы в этом качестве смуглокожий детина-центаврианец выступал, такого я еще не слыхивал.

Хотел я сказать Филу, мол, если не будет от парня толку, эту сумму из твоей доли вычтем, уже и рот открыл, но тут наткнулся на взгляд паренька, да пасть и захлопнул. Что в этом взгляде такого особенного было? А вот слушайте дальше.

Звали парня Лиехо, по-нашему он не понимал или делал вид, что не понимает. Фил с ним по-испански общался, а кроме него, на борту испанский никто не знал. Стартовали. Вошли в нуль. Тут нам по субъективному отсчету предстояло болтаться чуть меньше недели. Команда у нас стандартно-усеченная - шесть человек. Лиехо этот выходит седьмым на борту. Летим. То есть это только так говорится - “летим”, а по ощущению просто из нас жизнь вытягивают, ну, вы знаете, об этом и пишут много, и болтают.

Летим. Зубы ноют, кожа шелушится, тошнит непрерывно, понос таблетками давим, друг друга лютой ненавистью ненавидим. От себя-то тошно, а от других - тем более. Все вот так маемся, только Лиехо этот словно родился в нуле - чаек попивает, стерео смотрит, похохатывает, благо, там языковая опция есть. Моих потихоньку от него трясти начинает. День, два, три… Модест, нейроштурман-пилот, однажды и вовсе взбесился. Прямо за обедом. Самому ему кусок в горло не лез, а пассажир наш напротив него жаркое за обе щеки уписывает. Смотрел, смотрел на это Модест, да вдруг как заорет:

- А мы что, капитан, нанялись эту обезьяну катать?! У нас что, твою мать, экскурсионно-развлекательная яхта?!

Хотел, было, я ответить, но не стал, потому что Лиехо только глянул на него, и Модест сразу же заткнулся. А я еще раз подумал, так ли уж совсем этот мулат по-нашему не понимает? Но притих Модест ненадолго. Модест - не я. Модест и в хорошие-то времена - коварная и злобная бестия. Посидел он, посидел, посмотрел, как мулат жрет, потом вдруг наклонился вперед и легонько так дал ему пощечину. Вот просто так. Из какого-то свирепого любопытства. От тошности всего окружающего. Видать, он слышал про аборигенов все то же, что и я.

Лиехо перестал жевать, положил вилку на стол, помедлил и взял в правую руку нож. Мы все напряглись: без пассажира-то мы доберемся как-нибудь, а вот без штурмана нам крышка. Но мулат на обидчика не бросился. Наоборот. Он слегка откинулся на спинку кресла, а кончики трех пальцев левой руки, без большого и мизинца, положил на край стола. Потом посмотрел Модесту в глаза, не отрывая взгляда, взмахнул ножом и отсек себе эти пальцы.

Что тут началось! Кровища у него из обрубков хлещет, мы все повскакивали. Фил к мулату подбежал, руку вверх ему поднял и кричит: “Бинт! Дайте бинт!..” Гасан и Фат в гальюн ломанулись - блевать, я за аптечкой помчался… но краем глаза ухватил еще, как Модест упал без сознания на пол, стукнувшись сперва головой об стол, а главный его кореш, Копыш, бросился к нему…

Вот так весело мы и летели. Начал я тогда припоминать те самые россказни про аборигенов. Хотя, конечно, никакие они не аборигены, а потомки обычных беженцев. Нуль-генераторы ведь во время войны изобрели, и многие тогда с Земли в Глубокий Космос поперли. Без навигации, без гарантий, что обнаружат там нечто пригодное для жизни, без возможности связаться с Землей, без уверенности, что хоть кто-то до них куда-то добрался. С одной лишь надеждой, что новые миры будут гостеприимнее пылающего родного. Многие тогда погибли, но кое-кто нашел-таки свою землю обетованную. И теперь мы время от времени на них натыкаемся. Чаще всего на одичавших, иногда - на влачащих жалкое феодально-крестьянское существование. Ну и уж совсем редко на тех, кто построил хоть что-то приличное.