И тогда голос подал товарищ Калашников – един во многих ипостасях. Тратить 30-миллиметровые снаряды на оставшихся в живых оккупантов и предателей не стоило…
…Майор Бернсуэйд, лежа рядом с горящей машиной, кричал в микрофон:
– Код красный для шестнадцатого! Красный для шестнадцатого! – пока не увидел, как со стороны кривого, нелепого и страшного, как в фильме ужасов, серого леса за болотом приближается стремительный рыжий плевок. В стороне летели к колонне еще два таких же. Бернсуэйд судорожно сжал гарнитуру, открыл рот… и через миг волна уплотненного до твердости бетонной плиты воздуха – после взрыва первого из трех выпущенных «Шмелей» – размазала его о горящий остов командирского «Хаммера», который мгновенно потух, – пламя снесло, сбило и скомкало…
…Первый из двух вылетевших с авиабазы «Фалконов» погиб в трех километрах от места засады – «тунгуски» от села достали его на пределе возможностей, выпустив для верности десять ракет серией, по пять каждая. Зафиксировав облучение радаром зенитки, пилот отстрелила целую порцию ловушек, совершила заученный маневр – и получила-таки ракету в сопло. Правда, три остальные, «заходившие» на ее самолет, «отвлеклись», но ей уже было все равно. Исправно сработавшая катапульта пробила ее телом несбросившийся колпак кабины, и через две минуты труп упал на заброшенном колхозном выгоне, буквально в десяти метрах от того места, где пятеро беженок из города варили поздние померзшие грибы для детей, кучкой спавших под ворохами досок и старого рубероида и шифера. На трупе летчицы нашли пистолет, хороший нож, кое-какой НЗ, десять золотых английских соверенов, официальную записку на русском с просьбой «Помочь пилоту сил ООН добраться до своих и получить вознаграждение» и фото семьи, которое тут же разорвали в десять рук с какой-то звериной яростью. Потом стащили с убитой комбинезон, теплое белье, а с похоронами возиться, конечно, не стали.
Второму пилоту – ведомому – повезло немногим больше. При виде того, что происходит вокруг, он неожиданно резко осознал, что с компьютерным тренажером это не имеет ничего общего. Через секунду после того, как он с истеричным воплем ужаса жидко опорожнил кишечник в специальный памперс, ракета попала под левое крыло, и вошедший в кабину осколок дюраля чисто и безболезненно отрезал пилоту голову. То, что осталось от машины, грохнулось в старый затиненный пруд возле заброшенной деревни…
…Ярцевский стоял на броне выехавшей к дороге «тунгуски». Маскировочная, рогатая от ракет, антенн и стволов, она была вызывающе украшена во весь лоб косой черно-желто-белой полосой с золото-алой на черной полосе вайгой и гербом бронесил Княжества – кольчужным кулаком с зажатой палицей. Остальные машины к дороге не выезжали. Передвигавшиеся по дороге дружинники то и дело нагибались, запасая в серо-коричневые мешки из грубого рядна часы, коммуникаторы, прицелы и вообще все, что представляло интерес для княжества в целом или для кого-то из дружинников в отдельности. Добивать было практически некого, только в болоте уже нечленораздельно вопили и ревели двое каким-то чудом добравшихся туда евсюков, протягивая к берегу руки и пытаясь выбраться из ледяной жижи, неспешно заглатывавшей их. На них смотрели равнодушно – и немногие.
– Примерно так, – сказал Ярцевский и поглядел на часы. – Саня, пора, – произнес он негромко…