Закон Дарвина

Что такое «свободный урок», ученики поняли не сразу, хотя Больная с горящими глазами долго вещала, что «в это время они будут совершенно свободны и должны максимально раскрепоститься, ничем себя не сдерживать и ни в чем не ограничивать!». Когда прозвенел звонок и классная демонстративно вышла вон, махнув рукой и сообщив на ходу «keep smile!» (а в замке снаружи щелкнул ключ), ученики минут пять просто сидели и молча пялились кто куда. В полной тишине…

…Когда через сорок пять минут Больная вошла в класс, там царила почти такая же тишина. Все сидели на своих местах, кроме двух парней из команды Мишки, которые играли на доске (в тысячный раз) в крестики-нолики. Кто-то спал, кто-то читал, кто-то готовился к урокам, кто-то болтал. Большинство просто тупо мучили мобильники.

Чем осталась недовольна Больная, ребята сперва даже не поняли. Но она и впрямь была недовольна, только что слюной не брызгала, выкрикивая какие-то полупонятные даже Сашке (одному из самых начитанных в классе!) слова, типа «трансгендерная нивелиризация», «половая сублимация», «субдуховное раскрепощение» и «толерантность осознания окружающего». У большинства же ребят и девчонок глаза стали стеклянными, а после уроков Мишка снова веско заявил:

– Больная, бля буду.

На следующий день вместо урока обществознания «ашкам» показали фильм о таком же учебном дне в какой-то американской школе. То, что творилось на экране, походило на сумасшедший дом, люди так вести себя просто не могли, пусть и невзрослые. Даже в вечерних компаниях, вдрызг упившихся пивом, Сашка такого не видел. Почти все девчонки уткнулись в парты, из пацанов кто-то, правда, гыгыкал, но Сашка заметил, что Мишка хоть и смотрит, но смотрит хмуро и тяжело. Самому Сашке смотреть на экран было просто противно, и он стал думать о посторонних вещах.

Однако уже назавтра в школу не пришли Олег Парухин, Инга Оверкова и Арслан Алиев. Олег и Инга куда-то уехали вместе с семьями, а Арслана Сашка встретил вечером во дворе. Чеченский мальчишка – кстати, на удивление миролюбивый и отзывчивый парень, хоть и не слишком умный, – сидя на качелях рядом с Сашкой, сказал:

– Я отцу все выложил. Он сказал – больше туда ходить не будешь. Это, сказал, не русская школа и не школа вообще, где таким вещам учат, и это не учитель, раз такой человек. Ты тоже своим скажи, э, Сань?

Сашка предпочел умолчать об увиденном. У него с родителями были не те отношения – они просто старались жить, не огорчая и не замечая друг друга без нужды. Это у Алиевых семья сто человек и все старшего слушаются. Хотя нет, у Парухиных, хоть они и русские, было почти так же…

…Следующий «свободный урок» стал в принципе повторением первого. Правда, минут через десять после его начала один из адъютантов Мишки, Димка Данилов, по прозвищу Долбо…б, достал сигарету и решил закурить. Но Мишка веско и тихо сказал:

– А ну убрал на хер.

– Ты че, Миш? – захлопал глазами Димка. – Больная же сказала…

– Бля, ты че, тоже больной? – спросил Мишка и поднес к носу Димки крепкий, покрытый шрамиками кулак. Тот мгновенно понял, что к чему, а Мишка буркнул классу: – Это… девки… в натуре, за мат извините…

…Мишка не пришел в школу на следующий день. Ребята из его компании были какие-то пришибленные… а через два дня Димка повесился в школьной подсобке.

– Он Больной рассказал, что на уроке было, – мрачно просветил Сашку самый близкий друг Мишки, Артюха (Славка Артюхов). – И, бля, сидим вечером, Миху ждем… в песочнице… бля, «Скорая». И жик, жик, жик… Миху, сеструху его младшую, родаков. На носилках, прям одного за другим.

– Заболели, что ли? – ошарашенно спросил Сашка. Артюха криво усмехнулся:

– Угу, бля. Заболели… Наивный ты, Сань, как из «Дома-2»… – Потом вздохнул и сказал: – Сваливать надо.

И больше ничего не добавил. Но через два дня в школу уже не ходило полкласса…

…На четвертом «свободном уроке» Сашка подрался.

Он и сам не понял, что произошло. Просто услышал шепот, возню, шорох. Обернулся и увидел, как Хряк (так звали Хрякова-младшего, сына шишки из мэрии, при новой власти даже слегка подраспухшей) лезет к Наташке. Та была красная и сопротивлялась, но молча – и бессмысленно, конечно: Хряк весил вдвое больше. Кругом все то ли не замечали… то ли замечали, но…

Сашке вдруг почудилось, что он стоит на какой-то плотинке. Тоненькой такой. И она дрожит и гнется под напором даже не воды – какого-то потока из мусора и дерьма. Вот сейчас лопнет – и… И остальные тоже ждут – лопнет или нет? Если лопнет – то…

Потом он увидел глаза Наташки. Они были полны слезами и беспомощностью…

…Больная начала орать на Сашку, едва Хряков-старший увез сыночка (похожего на отбивную мордой – Сашка сам не ожидал, что может так кого-то избить). Но мальчишка, улучив перерыв в воплях про «некупированную агрессию», «тоталитаристическое поведение» и «тестостеронный дисбаланс», дерзко и ясно возразил:

– Но вы же сами объявили – себя не сдерживать и ни в чем не ограничивать. Мне захотелось его избить – и я его избил.