…Он разбудил всех еще в темноте. И хмуро, но решительно сообщил:
– Мы с Машкой уходим из города. Кто со мной?..
…Они ушли из Липецка на следующий вечер. Пятеро парней и четыре девчонки в возрасте 13–16 лет. Васька не знал, куда и зачем ведет ребят, а в лесу потерялся мгновенно, но остальные по-прежнему считали его лидером и шли следом…
– …Мамаааааа, простииии!!! – раздался в ночной тиши ужасный вопль, обрывая мысли о прошлом. Спавший по другую сторону костра мальчишка сел – тяжело дышащий, с огромными глазами.
– Спи, блин! – шепотом прикрикнул Васька. И уже мягче добавил: – Спи, ну, слышь, Тим?
Тимка с шумным вздохом откинулся на общую подстилку, в кучу – так спать теплее, а августовские ночи были уже прохладными. И очень…
…История Тимки казалась довольно обычной. Наслушавшись на уроках разговоров о «правах ребенка», двенадцатилетний Тимка Ишимов, надеясь поменять мобильный телефон на новый, в титановом корпусе, донес на родителей – мол, они не обеспечивают ему надлежащий материальный уровень. Свежеиспеченные омбудсмены отреагировали на следующий день. Правда, телефон родители Тимке не купили. Явившиеся две тетки (с милицейским патрулем) арестовали, скрутив, отца и мать, а Тимку, всего обласкав и обслюнявив, с охами и ахами о «несчастном ребенке» забрали в детский дом, где мальчишку старшие избили на вторую ночь, а на третью за драку шваброй он голышом попал в подвальный карцер, где всю ночь пришлось распугивать крыс. Но даже это не было еще самым ужасным. Детский дом, с начала оккупации патронировавшийся миссией UNRFR, напрямую поставлял – да и не скрывал этого – малолетних рабов на плантации в Мексику. Детей вывозили раз в неделю партиями по сто человек – якобы «на ознакомление с жизнью цивилизованного мира». Естественно, жизнь была такой классной, что все они совершенно добровольно оставались там, а фойе детского дома украшал огромный, спешно сляпанный стенд, увенчанный заголовком «ОНИ ОБРЕЛИ СЧАСТЬЕ!», на котором мальчишки и девчонки улыбались на фоне субтропических ландшафтов. Правда, глаза почти у всех были обреченные и испуганные, но в глаза еще надо было вглядеться, а стенд висел довольно высоко…
Бежать из детдома пытались многие. Тимка не знал – удалось ли хоть кому-то. По ночам территорию охраняли здоровенные кавказские овчарки, и пару раз детдом просыпался от истошных криков под окнами. Десятка два мальчишек и с полдюжины девчонок пропали по ночам. Тимка старался убедить себя, что большинству из них удалось-таки бежать. Хотя кто-то из старших говорил – причем не пугая младших, а в своей компании – что видел в сарае, где днем держали псов, человеческие кости.
Попадавшие в детдом домашние дети – а таких в последнее время становилось все больше и больше – ломались почти сразу, не столько под прессингом старших, сколько от самих обстоятельств, в которых оказывались. Но Тимку старшие выделяли в числе немногих других – именно за то, что на вторую ночь успел, прежде чем его скрутили, помахать шваброй. И именно они подсказали, что бежать нужно с кухни через мусорник. Им самим было по хрену – вывоз не грозил, возраст не тот, а в детдоме худо-бедно кормили и была крыша над головой. Тимка сперва побаивался, кроме того, не мог найти никого, кто согласился бы бежать тоже… но когда понял, что подошла его очередь, – рискнул.
И – получилось. Сперва Ишимов сунулся домой, но квартира была опечатана, и у мальчишки хватило ума не задерживаться, бежать тут же. Где искать маму и отца – он не имел ни малейшего представления. Как жить в городе – тоже не знал. По какому-то непонятному наитию он – городской житель уже в пятом поколении – убежал в лес. Оставаться на ночь на улице Тимка не мог, люди вокруг казались страшнее зверей, город стал чужим и пугающим, словно из фильма ужасов…
…Тимку они встретили на вторую ночь, точнее вторым вечером. Зареванный, чумазый, оборванный мальчишка со здоровенной палкой куда-то шел по еле заметной тропинке и, увидев старших ребят, шарахнулся в сторону, споткнулся, уронил дубину, упал и остался лежать. И поднял голову, только когда присевшие рядом девчонки под гыгыканье развеселившихся ребят стали спрашивать, кто он и не голодный ли он…