Закон Дарвина

…Васька вздохнул и подбросил в костер дровишек. Что делать – он не знал. В голове смутно теснились образы каких-то брошенных деревень, в которых надо зимовать. Но как это делать в жизни – он знать не знал. А еда? Где еду добыть? И ведь с ним были те, за кого – никуда не деться – Васька отвечал… Кроме того, парня дико раздражала мысль, что опять придется прятаться, бегать, скрываться – на своей земле, сколько можно?! Это никак не соотносилось с тем сном, который он видел в Липецке и который потихоньку считал вроде бы как вещим, что ли…

Откуда взялся старик – Васька так и не понял. Даже думал, что задремал у огня и видит сон. Вот только что никого не было напротив – и вдруг сидит у огня тощий старик с прокуренными усами, в куртке, похожей на мешок, и с ружьем между колен. Васька моргнул несколько раз и огляделся. А дед доброжелательно сказал, поднеся тлеющую на конце веточку к толстенной самокрутке:

– Вечер добрый.

– Д… добрый… – пробормотал Васька. – А вы кто?!

В какой-то миг он почти ожидал услышать «леший» – или как там называли того, кто живет в лесу, Васька плохо помнил сказки. Но старик вполне обыденно представился:

– Зови дед Илья… Что ж вы так ночевку-то не по уму разбили? И старшие где? Или одни?

Васька опять огляделся. Нет, вроде бы старик один…

– Мы из города, из Липецка, – буркнул он. – Убежали.

– От этих? – старик повел головой. Васька кивнул. – И чего делать думаете?

– Не знаю, – честно признался парень. И посмотрел на старика с надеждой – ведь он же взрослый, он должен знать, что делать! Больше всего в этот момент Васька боялся, что этот леший уйдет и оставит его с неподъемным взрослым грузом неразрешимых проблем.

– Мы вот тоже убежали. – Старик затянулся (Ваське жутко захотелось курить, но попросить он не решился). – Двором целым… из Грязей. В лесу живем. Охотников мало, молодой народ дурной, палить умеют, а все без толку, вот я и хожу… Ты вот что. Ты давай своих поднимай да и пошли к нам. А то осень будет – и вам с такой жизнью хоть в петлю.

Васька на миг прикрыл глаза, переживая то, что можно было назвать лишь облегченным полуобмороком…

Гунн. Республика Тюркских Народов

Когда Батырбай Султаев учился в русском университете, еще при СССР, то он русских недолюбливал. Смешки над именем (вот попробуйте, произнесите вслух слово «Батырбай». Разве не забавно звучит для непривычного уха?), смешки над народностью, над обычаями. Батырбай всегда, сам того не осознавая, был националистом.

Когда СССР взял да и ахнул в сортирную дыру – он сначала даже порадовался, но потом… потом родной колхоз «Абай Кунанбаев» разорился. От деревни остался жалкий ошметок. И остался Батырбай со своим дипломом агронома никому не нужным.

Немного положение поправилось, когда уже ничейную землю колхоза выкупил некий оралман, вернувшийся из России на историческую родину. Быть может, окажись этот оралман одним из «новых казахов» – то, скорее всего, дипломированный агроном бомжевал бы. Так же…

Теперь безработный и пьющий ранее агроном лежал на кошме, прихлебывая из пиалы молоко, и спокойно, а изредка даже весьма напористо, вел беседу со своим работодателем.

– Вот скажи мне, Батырбай, чем был плох СССР? – У Олжаса Елижановича имелось богатое поместье в степи. Благо можно было его отлично содержать – Сауранбаев Олжас получал солидный доход с нескольких супермаркетов в Алматы и еще с тех занятий, которые в приличном обществе не афишируют. А вот в деловом – весьма.

Но что нам дела… лучше пройтись по всему поместью. Что за поместье! Оно в самом деле было роскошным – очень похожим на дворцы султанов из арабских сказок. Разве что полумесяцев над куполами не было.

Однако зашедший за высокий забор обыватель удивился бы не столько красивому дому, сколько стоящей за этим забором юрте, неподалеку от самого здания. И уж совсем бы его поразил лежащий на кошме хозяин поместья, по виду больше походящий на восточного шейха.

– Так чем был плох СССР?

– Ничем, Гунн… – Агроном, а ныне просто рабочий вздохнул.

– Ничем. Главное слово. НИ-ЧЕМ. Ты учился в русском университете – я тоже имел такую возможность… – Олжас погладил клиновидную черную бородку, приятно сочетающуюся со смуглым лицом.

– Но как же все это! – Бартырбай обвел сморщенной от солнца и работы рукой кошму, через пару дырочек в которой виднелась кирпичная стена особняка.

– А что это? Деньги – тлен. Ты думаешь, что моим помогли все эти врачи-хуячи, кутак барасын… когда авария была? Нет. Я сотни тысяч перед самыми лучшими хирургами выкладывал – все качали репами – нет-нет, не будем, не будем…. – Невысокий, возлежащий на нескольких шкурах человек в красном бархатном халате немного привстал и продолжил уже с повышенным жаром: – Я деньги клал перед кем мог. И что?

И мысленно сам же себе ответил:

«И ничего….»

Достаточно давно ему тоже было 25 лет. И, как подобает казаху, он уже был женат. Жена, два сына, дочь… у казахов приняты многодетные семьи.