Женщина, которую все-таки пришлось разбудить, сначала испуганно и как-то затравленно взглянула на незнакомое ей лицо. Но парадокс – она удивительно быстро поверила спокойным объяснениям Гунна. Кто знает, почему – может, он казался ей надежным. А может, и отчаяние заставило.
Надо сказать, что Олжас совсем не удивился этой истории с насильственным захватом пацана.
– А чему вы удивляетесь, Виктория? Неужели вы до сих пор не поняли всей подоплеки нового правительства?
Ответом послужил удивленный взгляд.
– Я вас не понимаю. Хочу понять, и даже есть повод, чтобы понять, но…
– Все просто. – Олжас нецивилизованно стоял к гостье спиной, заваривая чай, – дело проходило на кухне. – Говоря прямо, вы… точнее, ваш сын – это товар.
– Что?!
– Конструктор «Лего» – только для реальных людей. Я не удивлюсь, если ваш сын стоит ничуть не меньше, чем все это, – Гунн обвел рукой комнату, имея в виду особняк.
Взяв предложенную чашку горячего чая, мать Ивана положила туда две ложечки сахара, тщательно размешала и отхлебнула сладкой жидкости.
– Но почему именно он?
– Знаете… – Олжас сахара не клал вообще. – Знаете, тут дело замешано аж с нескольких тарелок – объяснений надолго хватит.
– А все же?
– Основной аспект – это, конечно, экология. Прекрасное физическое состояние вашего сына – никаких бигмаков, успокоительного горстями, как в просвещенной Европе…. Взращен, так сказать, на природе – крепкий и здоровый.
– Вы, конечно, извините, если мои слова покажутся вам злыми, – Виктория поставила горячий стакан, – но точно так же растят каждого третьего ребенка-казаха! Почему к ним не ездят, а ездят ко мне?
– Это совсем другой разговор и совсем другая, жестокая тема. Я могу сказать только одно – не стоило вам впускать к себе их.
– А я могла не впустить? – Виктория приподняла бровь.
Олжас сам не заметил, как сжал в руках толстую керамическую кружку:
– Я не знаю… Я просто не знаю! Они говорят, что блюдут закон – но
– А почему не делаете? Если, как вы говорите, можете делать?
– Я заметен, – он вздохнул. – Даже слишком. Один «акт альтруизма», подобный вашему случаю, и у меня сразу найдут кучу нарушений и преступлений. После чего я умру от туберкулеза в какой-нибудь тюремной камере…. А я не хочу. У меня тоже есть семья, и она мне тоже дорога.
– Я вас понимаю. Слушайте. – Виктория отставила чашку, заинтересованно посмотрев на казаха. – А почему вы сказали перегнать ту машину к городу?
– А почему вас это интересует?
– Ну… интересно стало.
Олжас задумчиво хмыкнул:
– Все просто. Считается, что лучше всего спрятаться можно только в городе. Якобы романтика бетонных коробок, затаиться можно в одной из них…
– А разве не так?
– Не так. Город – это тысячи глаз. И увидеть тебя может любой. Этого вполне достаточно.
– Быть может… Ладно… Спасибо вам. Надо бы сына проведать…
– Пожалуйста, пойдемте, – лениво пожал плечами Олжас.
И встал со стула.
Спящего Ивана положили в одной из комнат, в которой стояли шкафы с запыленными книгами да старая кровать. Как ни странно, мальчишка не спал – его застали лежащим на животе с согнутыми ногами. Перед ним лежала раскрытая книга средних размеров.
– Что читаешь? – Олжас окликнул не заметившего вошедших мальчика.
Тот вздрогнул и резко обернулся, в голубых глазах промелькнуло нечто среднее между страхом и подозрительностью. Однако, когда он увидел маму, все тут же улеглось.
– Стихи какие-то.
– Покажи. – Гунн взял протянутую книжку.
Обложка была изрядно порвана – автора и название разглядеть не удалось. Однако, пробежавшись взглядом по первой странице, Олжас хмыкнул.
– Я возьму?
– Она же ваша… – тихо ответил Иван.
…Марат приехал лишь к вечеру. Иван и его мама уже давно спали, и дом казался пустым.
Встретивший Марата Олжас проводил его в свой кабинет и усадил в кресло. Тот же удивленно скользнул взглядом по раскрытой обшарпанной книжице, явно выбивавшейся из общего вида. Разглядеть он смог лишь жирную строчку в начале страницы:
– Ну что, Марат… – как-то мечтательно начал разговор Олжас. – С чего все-таки начинается Родина?
Петька Зубов, Сашка Коваленко. Граница Республики Тюркских Народов и Российской Конфедерации Независимых Народов