Закон Дарвина

Косящий в машину взглядом Олжас наконец более точно разглядел два силуэта. Один – безусловно женский, склонивший голову на грудь. Плачет? Нет… грудь вздымается ровно и спокойно.

Второй разглядеть было сложнее – он лежал. Головой на коленях у женского силуэта. Может, сын?

– Не альтруист, значит?

– Нет.

– Отлично! – кивнул головой парень. – Далеко до ближайшей американской базы? А то я этих двух людей увез буквально из-под ареста. Уж так жутко понадобились они новым хозяевам страны… не знаю зачем! – Он тяжело перевел дух. – А так им больше деваться некуда – лучше я отвезу их туда, пока они спят. Легче так будет – понимаешь?

Марат, тяжело ступая, пошел к машине, не замечая укоризненного хмыка охранника и одновременно какого-то… воистину человеческого взгляда Олжаса.

– Стой. Помоги Батырбаю перенести их в дом.

Наверное, женщина настолько устала, что спала мертвым сном – и не проснулась даже от того, что ее довольно грубо взяли на руки. Мальчишка же на вид был очень бледен, в лице ни кровинки.

Занеся мальчика в дом, Марат вернулся и подошел к машине.

– Что будешь делать?

– Лично я? Ничего. – Олжас сохранял все такое же скучающее выражение лица. – А вот ты сядешь за руль машины и уедешь к ближайшему городу. Там ее бросишь – и приедешь сюда же, на такси.

– Я не при…

– Марат, ты, очевидно, не понял. – В круглом смуглом лице проявились черты чего-то иного. Властности и гордости, наверное. – Это не просьба. Это приказ. И здравый смысл.

Парень немного подумал и кивнул.

– Ладно. Хотя мать-то знает… но все же лучше, если я буду рядом, ты прав.

Одним махом открыв дверь джипа, он быстро завел мотор и, резко стартанув, вылетел за так и не закрывшиеся ворота, после чего прямым ходом поехал в степь, по направлению к городу…

…Марат, он и есть Марат. Никаких «погремух» или «погонял» у него, будучи еще в бригаде Гунна, не было. Наверное, потому, что он был, как это ни странно, «идейным» бандитом. Ну, или не идейным – более точно будет сказать «верным».

Как пес.

Или как волк.

Особо ценить этого щупловатого парня Гунн начал после одного примечательного случая. Все как обычно – «не хвались, что силен, – повстречаешь сильнее». От Олжаса, нажившего на зад проблем, мягко и ненавязчиво поубегал почти весь контингент. Ну кому надо умирать за какого-то Гунна (который в те времена только начинал победоносный подъем наверх)? Остался лишь Марат, который на все вопросы изумленного «бригадира» «зачем?» и «почему?» отмалчивался или отвечал на ломаном русском языке: «Мужчины друзей не бросают!»

Он не бросил.

Спроси Олжаса – он бы затруднился сказать, когда Марат перешел для него в разряд друзей. Может быть, именно поэтому Гунн не стал применять к нему «штрафов», когда тот так же молча и сухо покинул бригаду. Тогда Олжас начал подниматься наверх – и малой кровью это было нерешаемо. Марату подобное претило – жутко разругавшись с Гунном, он дал слово, что лучше сдохнет, чем переступит порог его дома, где бы тот ни находился.

И вот – обещание нарушено.

Для очень принципиального казаха это было как соль на рану. Хотя надо сказать, что Марат тоже изменился за прошедшее время… и кое-какие из принципов серьезно изменились. Но суть не в том.

…«Суть прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти», – глядя на GPS-навигатор, словами из одной любимой книги подумал Марат.

Действительно – со сменой правительства он много раз думал о самоубийстве. Нет, не из-за потери работы или «тонкой душевной организации». Просто в каждом человеке есть стержень – и когда он ломается, то жить незачем. С оккупацией Казахстана стержень Марата не то чтобы надломился, но стал другим.

Оказалось, что очень неприятно видеть, как родную страну насилуют оккупанты.

Оказалось, что предыдущий президент был не так уж и плох. Можно даже сказать, так уж и неплох.

И самое-то главное – оказалось, что жить со всем этим как-то трудно. Нет, не в том смысле, что притесняют или еще что – просто какая-то тяжесть на душе, какой-то червячок, – долбит и долбит, давит и давит….

«Теперь. Поверните. Налево», – монотонным, хотя и приятным женским голосом сказал GPS-навигатор.

На то самое лево простиралось шоссе. Недалеко стоял дорожный щит:

Караганда – 5

Karaganda – 5

Значит, пять километров. Немного – но можно о многом подумать. Хотя… о чем? Это действительно непонятно.

Почему поддержал друга, решившего кинуть в солдата бутылкой, почему не убежал? Почему ни с того ни с сего взялся отвезти двух совершенно незнакомых людей к человеку, в чей дом поклялся не заходить? Почему?

А может, просто нельзя было иначе?..

…Умный Олжас не зря приказал отогнать машину к городу – в ней (как и во всей технике оккупантов) стоял радиомаячок. Да и не такая уж она ценная, эта самая машина, чтобы ее оставлять.