Закон Моисея (ЛП)

Все цвета резко потухли, словно воздушный шар проткнули иголкой, когда Джорджия внезапно, почти что яростно вырвалась из моих рук. И не сказав ни слова, она развернулась и побежала, унося с собой цвета, оставляя меня задыхающимся и пропитанным чернотой.

— Будь осторожен, Моисей, — с сожалением произнес я вслух самому себе. — Тебя вот-вот сбросят.

*** 

У нас была всего одна машина на двоих, поэтому следующим утром мне пришлось отвезти Тэга обратно в Солт-Лейк. Я провел там два дня. В первый день я разбирался со своим расписанием, чтобы освободить следующий месяц, а с теми, кто все же настаивал на встрече, договаривался принять их в Леване. Я был уверен в том, что даже если люди еще не судачили, то скоро начнут, когда я буду проводить свой художественно-спиритический сеанс в столовой своей бабушки.

На следующий день я занялся покупками в мебельном магазине, чтобы обставить дом самым необходимым. Я не собирался спать на полу и бесконечно сидеть, опершись о стену, поэтому купил кровать, диван, стол и четыре стула, стиральную и сушильную машину, и комод. Я потратил довольно приличную сумму денег, и магазин предложил мне бесплатную доставку до самого Левана, на что я с радостью согласился. Помимо мебели я взял с собой немного одежды, кое-какие принадлежности для рисования и чистые холсты, и картину, которую нарисовал для Илая, еще когда даже не подозревал о том, кем он был на самом деле. Я собирался отдать ее Джорджии. Она поделилась своими фотографиями со мной. Я собирался поделиться с ней своими рисунками, если, конечно, она мне позволит.

Поездка обратно в Солт-Лейк оказалась результативной еще по одной причине — вернулся Илай. На секунду я увидел его в зеркале заднего вида, когда отъезжал от дома Джиджи. Ударив по тормозам и резко дернув руль, я тут же развернул грузовик, тем самым вызывая у Тэга кучу вопросов, на которые не мог ответить. Но Илай так и не появился снова, и я, в конце концов, сдался и снова направился в сторону города, надеясь, что видел его не в последний раз. Следующим утром, когда я загружал некоторые из своих картин в грузовик, мне показалось, что я краем глаза заметил, как он наблюдает за мной. А позже вечером он появился в футе от моей кровати, так же, как и в первый раз, будто мой отъезд из Левана вынудил его на вторжение.

Как и прежде, он показывал мне бегающего по полям Калико, как Джорджия читала ему и укутывала в одеяло, но в этот раз он показал несколько новых вещей. Куриный суп с лапшой, которая была такой крупной, что едва виднелся бульон. И он показал мне, как сжимает и разжимает пальцы ног, погрузив их в грязь, словно ему очень нравилось это ощущение. Я знал, что это его пальчики, потому что они были коротенькими и похожими на детские. И я наблюдал за тем, как он писал свое имя одним маленьким пальчиком, аккуратно выводя буквы в темной земле. Затем я наблюдал, как его руки сооружали цветную башню, всячески стараясь защелкнуть кусочки Лего один поверх другого.

Это были самые случайные вещи — короткие обрывки из жизни маленького мальчика. Но я наблюдал за происходящим, закрыв глаза, позволяя ему наполнять картинками мой разум. Я впитывал эти образы, стараясь лучше понять его. Я не хотел пропустить ничего важного, хотя все это и так казалось мне важным. Каждая маленькая деталь имела жизненно важное значение. Я засыпал в мечтах, как помогаю ему строить стену, сделанную из миллиона цветных пластиковых кубиков, стену, которая не позволила бы ему уйти навсегда, как это произошло с Джи.

Джорджия  

После потери Илая, я пришла к лошадям, и без исключения каждая лошадь, к работе с которой я приступала, просто ложилась посередине загона. Сакетт, Лаки или любая другая из них. Это было неважно. С какой бы лошадью я не начинала работать или взаимодействовать, ложилась, словно она слишком устала, чтобы заниматься чем-то еще, кроме как спать. Я знала, они отражали мои чувства. Первое время, когда это происходило, я тоже просто ложилась на землю. Я не могла изменить то, как себя чувствовала. Самоанализа было недостаточно. Горе было слишком тяжелым. Но когда я заставляла себя встать на ноги, лошадь тоже вставала.

На протяжении первого года были дни, когда я не могла заставить Калико сдвинуться с места. Он просто стоял спиной к ветру, совершенно неподвижный. Я думала, что он был подавлен, потому что скучал по Илаю. Но со временем я поняла, что он отзеркаливал меня. Я больше не лежала на полу, но и не двигалась вперед. Поэтому я начала больше работать, чуть лучше заботиться о себе и старалась делать один шаг за другим, хоть они и были небольшими. Даже если все это было только ради того, чтобы Калико стал снова управляемым.