Закон Паскаля

Равнодушная к природе, она знала, что видит сейчас красоту и тайну этого вечера лишь оттого, что с ней самой случилось ужасное: жизнь ее вдруг поползла под ногами, как осыпь на краю пропасти, и не за что ухватиться, и нет никого рядом.

Началось незаметно — там, откуда уехали сегодня. В огороженном с трех сторон бетонным забором нарядном поселке, в уютной обособленности расположившегося на берегу мелкого, заваленного валунами плоского моря.

Она впервые наблюдала Сергея среди сослуживцев, наблюдала скрытые за шутками, за весельем пирушек, за суетой женщин возле белых электрических плит правила взаимоотношений между теми, кто отдавал распоряжения, и теми, кто их выполнял. Неизвестно кем и когда было оговорено все: и место на охоте, и количество конфорок на общей кухне, и очередность мытья в финской бане. Подчиненные соблюдали правила исправно, начальство, будто нехотя, подчинялось неписаному регламенту. Самый главный — Сомов, щуплый человек в золотых очках, с неуместно громоздкими, грубо сработанными металлическими коронками зубов, портящими и без того малопривлекательное остренькое личико, занимал один великолепный коттедж с огромным холлом, украшенным такой же неумелой и грубой, как и его зубы, чеканкой.

В коттедже имелись столовая, спальня и кухня, а Кузяева с двумя детьми и толстой неповоротливой женой поселили в двух комнатах на отшибе, и жена таскала в деревянный хлипкий финский домик по три раза на день судки с едой. Готовила в общей кухне. И всем это казалось нормальным, и когда мужчины играли в клубе в шахматы, а Сомов подходил посмотреть, кто-нибудь из болельщиков обязательно уступал ему место. Сомов отнекивался, а потом садился в предложенное кресло и пускал дым дешевой папиросы в лицо играющим; и они терпели. На корте у него было свое время. К этому часу худой узкогрудый Роберт наводил линии, проверял сетку. Тихий алкоголик, он к вечеру обычно уже сидел в деревянной будке возле корта, где хранился инвентарь, покорно дожидаясь неминуемого возмездия — прихода угрюмой, с жирным загривком жены. Но в те, главные часы, когда играл Сомов, превращался в бело-синего джентльмена, знавшего лучшие времена. Взбирался на судейскую вышку и, крутя сухонькой птичьей головкой, следил за мячом, на ломаном русском объявлял счет и порядок подачи.

Сомов любил, чтоб все было по правилам, как на турнире. Играл он хорошо — резко и молча, никогда не спорил в сомнительных случаях и, выиграв, шел к сетке пожать руку партнеру. После игры трусцой обегал три раза корт и шел к морю.

Светлана видела как-то: стоя неподвижно, как лошадь, по пояс в холодной воде, Сомов медленно, круговыми движениями рук разгребал перед собой, внимательно глядя на слабые буруны.

С Робертом у него были какие-то свои дела. Видела их однажды далеко от поселка, в придорожном кафе. Ели молча борщ, по очереди подливая друг другу в рюмки. Заметив Светлану, Сомов покривился и на короткий вопрос Роберта покачал отрицательно головой.

Она не удивилась непонятной, почти враждебной невежливости Сомова. Знала, что нравится ему. Видела это по недоброму внимательному взгляду, что ловила на себе во время пирушек, после удачной охоты или рыбной ловли мужчин. Целый день женщины чистили и жарили прохладных рыб, щипали птицу, чтобы поздно вечером, завернув колючие останки в газету, унести на задворки кухни в железные высокие баки. На пирушках пели «Держись, геолог» и«ЛЭП пятьсот — непростая линия», а под конец, специально для Сомова, «Надежду».

Надежда — мой компас земной,А удача — награда за смелость, —

неожиданно густым при его тщедушии басом выкрикивал Сомов, и на насмешливую улыбку единственно из всех хранящей молчание Светланы отвечал злобно-вызывающим взглядом. Из бестолковых рассказов участников дневного приключения выяснялось одно и то же: Сомов лучше всех стреляет, у Сомова всегда клюет, и, конечно, это уже обязательно кстати и некстати вворачивал Кузяев, Сомов — непревзойденный игрок в теннис. Он никогда не приглашал ее на площадку, играл с более слабыми партнерами, но приходил смотреть, сидел часами на лавочке, покуривая вонючие папироски.

Встретились случайно в странном и притягательном месте. Километрах в трех от поселка жили орнитологи. Двое бородатых парней и две зачуханные, как определила Светлана, некрасивые, немытого вида девицы. Девицы очень охраняли своих мужчин и никогда не проявляли к Светлане не только симпатии, но даже любопытства. Они просто не замечали ее, и она часами стояла у тонкой, но очень прочной сетки, накинутой на деревья и вниз до самой земли так умело и надежно, что ни щели, ни малейшего отверстия для пути на свободу крылатым узникам не было. Стояла и в странном оцепенении наблюдала за мельтешением крупных и мелких, знакомых и неизвестных, радужно-нарядных и обыденно сереньких существ.