К дому Нерги Мари шла молча, испытывая сильное смущение. Это благо, что Олла, сочувствуя девушке, молчала и ни о чем не спрашивала. На самом деле Мари просто не знала дороги, потому просто шла рядом с будущей свекровью. Та явно лучше представляла, куда идти.
Уже у забора встретили Версу. Соседка поахала-поахала, жалея Нергу и рассказывая какая она, Нерга добрая душа была. Несколько раз сотворила священную «решетку молчания», но надо сказать, что это не слишком помогло. Попереживав о покойнице, она взялась допрашивать Мари:
— Ты-то как теперь будешь? Соседи вон поговаривают — замуж, мол, собралась?
Вмешалась Олла, заметив растерянность Мари:
— Да, почтенная, сын мой, Оскар к нам ее в дом забирает. Сама понимаешь — негоже такой молодой в одиночку проживать.
Фокус интереса Версы сместился с молчаливой Мари на расхрабрившуюся Оллу. Теперь свои вопросы соседка направляла «старшей по званию».
— Это который Оскар? Который лоток на рынке держит, или который хромой Ниты сын?
— Нет, почтенная, это который Оскар-рыбак, сын покойного Терфия.
Верса на секунду задумалась, как бы вспоминая, потом недовольно поморщилась и вновь обратила внимание на Мари.
— А не торопишься ли ты, девка? — похоже, то, что она вспомнила об Оскаре-рыбаке, болтливой соседке не слишком понравилось.
Мари неопределенно пожала плечами, не понимая, чем вызвано недовольство соседки. Ее выручила вспыхнувшая от возмущения Олла:
— Это чем вам, любезная, сын мой не угодил? Кажется, рыбак он не из последних, и в стае состоит, и поминки, и похороны на его деньги справлены, да и по дому любой ремонт делает — не могу пожаловаться… Так чем он вам не угодил?! — Олла даже подбоченилась от возмущения.
Не ожидавшая такого отпора, Верса смутилась и отступила:
— Что вы, почтенная, что вы! Худого ничего про жениха не скажу, а только даже Нерга мне про сговор ничего не говорила, вот я и того, полюбопытствовала. А так-то, дай вам Всемогущие всякого блага, а мне тут домой пора… — с этими словами она начала отступать в сторону своей калитки, а грозная Олла, слегка подталкивая Мари в спину и гордо задрав нос, прошла мимо злоязыкой соседки.
Мысль о том, что девушка узнает о пьянстве Оскара и откажется от свадьбы, Оллу нервировала. Она с опаской покосилась на спутницу и успокоено вздохнула. Кажется, невеста ни о чем таком не задумалась, а на слова соседки просто не обратила внимания.
В опустевшем доме Мари почувствовала себя совсем неловко, молча присела за стол и задумалась. Оробевшая Олла, боящаяся выглядеть в глазах невестки слишком уж «командиршей», тихонько устроилась на соседней табуретке и молчаливо ждала указа — что велят делать, в чем помощь понадобится.
Глава 15
Дом пах сыростью и пустотой. Нерга прожила в нем всю жизнь, тяжелую и не слишком радостную. Пожалуй, это и к лучшему, что она так никогда и не узнала, что вместо ее дочери теперь появилась я.
Нельзя сказать, что мне так уж хотелось оформлять это замужество, жить в одном доме с почти незнакомым мужиком и местной жительницей. Но мысль остаться одной в этом мире нравилась мне еще меньше. Все же этот Оскар-Андрей вполне вменяемый и, кажется, неплохой парень. Надеюсь, мы с ним поладим.
Уже одно то, что он не бросил мать своего «донора», говорит в его пользу. А брак… Ну что, брак? Ни он, ни я ни в каких богов особо не верим. Нормальных паспортов здесь нет, какого-то серьезного учета тоже, похоже, нет. Поэтому, если понадобится, брак вполне можно будет скрыть. Думаю, Андрей относится к нему также — пока он нам обоим просто выгоден и удобен.
Я оглядела знакомые стены и вздохнула — жалко было юную, погибшую душу. До слез жалко было Нергу, так и не увидевшую в своей жизни ничего хорошего. Про себя я мысленно пожелала им найти счастье в следующих жизнях. Если есть высшие силы в этом мире, то пусть матери и дочери повезет встретиться в новых воплощениях.
Надо было зайти в комнату Нерги. Раньше я мельком там видела сундук. Надо было осмотреть все вещи, перебрать посуду и мебель, решить, что взять с собой, что оставить, что продать.
Из комнатенки Нерги мы, пыхтя и задыхаясь, с трудом вытолкали тяжеленный сундук с барахлом поближе к окну. В ее комнате окошко было совсем уж крошечным и мутным.
Несколько холщовых платьев, в отдельных мешочках две пары обуви, больше напоминающей кожаные галоши. Одни поменьше размером, похоже, мои, а вторые — большие и растоптанные — явно Нерги. Ужас, если честно! Судя по всему, эти самые галоши использовать можно было только в холода — к каждой паре прилагались штопаные-перештопаные, свернутые в клубок шерстяные чулки чуть выше колена.
Большой рулон сероватого, дурно отбеленного льна или другой похожей ткани. Вот в нем, в этом рулоне, Олла и нащупала какое-то уплотнение. Долго копалась между слоями, приговаривая: «Сейчас-сейчас, детка… Уже почти прихватила…», и наконец-то, вытащила крошечный мешочек из кожи. Его она немедленно, с каким-то даже испугом, сунула мне в руки.
— Погляди-ка, Мари, тут, похоже, что-то дорогое.