Соображала я долго. Все же такая “простота” нравов была несколько ошеломительна для меня. Внимательно еще раз посмотрела на госпожу Пасан. В это время госпожа Баллион недовольно кивнула на меня и сказала:
— Вот! Я же говорила — неотесанная и бестолковая! Это сколько с ней возни будет!
— Зато свеженькая — возразила ей старуха.
— Прошу прощения, что прерываю вашу светскую беседу, но вряд ли меня заинтересует это предложение.
На лицах обоих теток появилась оторопь. Кажется, бордель-маман растерялась даже больше старухи. Собравшись с духом я продолжила, предварительно начертив на губах тот самый жест, ту «решетку молчания», которой научилась на похоронах Нерги. Для местных этот знак — что-то вроде нашего крестного знамения.
— Моя покойная мать вела переговоры о моем браке. Сейчас, согласно ее воле, я жду окончания траура и собираюсь выйти замуж. Вряд ли моему мужу нужна такая работа для меня.
Они заговорили почти одновременно, перебивая друг друга:
— Какие переговоры! Да Нерга и слова-то такого не знала! — Пасан была искренне возмущена.
А вот госпожа Баллион сообразила быстрее:
— Зачем тебе замуж, малышка? Ты молода, хороша собой. Замужество это вечная работа, роды, пьяный муж по выходным! А ты, оказывается, и разговаривать умеешь. Где это тебя так обучили?!
Я прокляла свою злость и длинный язык — аккуратнее нужно быть! Наступила некоторая пауза из-за неразберихи, наконец, они очередной раз переглянулись, и «мамка» продолжила:
— Подумай сама, что хорошего тебя там ждет? Нужно будет угождать свекрови, муж будет бегать и приносить каждую лишнюю копейку ко мне, — она усмехнулась, — и тратить на моих девочек. И одежда… Ты посмотри на меня — она горделиво тряхнула бусами и цепями на груди. Потом, решив меня добить, широким жестом протянула ко мне унизанные кольцами пальцы. — У тебя никогда не будет такой, если ты выйдешь замуж! А моим девочкам мужчины дарят вещи и поинтереснее!
— Подумай, девка, подумай, — спокойно сказала старуха Пасан. — Все же там послаще будет, чем замужем-то.
— Может, я сейчас кликну Бриса? — как-то тихо спросила госпожа Баллион. — Он на крыльце остался.
— Не выйдет, — недовольно поджала губы начальница прачек и с сожалением добавила — Не наследная она.
Я прикинулась полной дурой, якобы не понимающей, о чем они говорят. А говорили они, как я понимаю, о том, чтобы забрать меня силой.
— А зачем мне такие украшения? — я была вежлива, даже любезно улыбалась, но внутри, признаться, все тряслось мелкой дрожью. — Мне хватит того, что подарит муж. Он у меня строгий, даже к вам сюда одну не отпустил!
Тетки вновь переглянулись и старуха Пасан коротко спросила:
— Он кто?
— Рыбак. И он в стае…
Наступила пауза, после которой Пасан явно сдалась окончательно, а вот «мамка» еще попыталась меня уговаривать:
— Ты сможешь спать сколько захочешь, разумеется, днем, и есть разные вкусные вещи! Даже мед и варенье. Пробовала когда-нибудь такое? А какие у тебя будут платья! Мои девочки босиком не бегают, знаешь ли — она пренебрежительно указала пухлым пальцем на мои босые и не слишком чистые ноги. — Тебя будет причесывать настоящий парикмахер, понимаешь?!
— Нет, почтенная госпожа. Что мама моя наказывала перед смертью, то я и выполню.
Резко фыркнув, бордель-маман объявила:
— Он будет тебя бить, дуру такую! А я порченую не возьму — на кой ты мне сдалась?
Она еще что-то выговаривала мне, но Пасан коротко и резко скомандовала:
— Пошла вон отсюда! Грязи здесь натащила мне…
***************************
В небольшом двухэтажном особнячке, не слишком богатом, но крепком и надежном, в рабочей комнате владельца происходил разговор. Эльга, белокурая и хозяйственная женщина, жена тинка Крица была сильно расстроена. Она нервно поправила выбившуюся светлую прядку, вздохнула и спросила:
— Неужели все так плохо, Марус?!
— Не переживай, милая. Я справлюсь, просто нужно немного подождать.
— Может быть, тебе стоило бы…
— Эльга, я собрал все свободные деньги и еще немного занял. Я выкуплю груз целиком и поправлю дела. Ждать нашу «Жемчужину» я не перестану, кто знает, что задержало экипаж. Но ты сама знаешь — море опасно, корабли не всегда возвращаются…
— Да я не из-за украшений волнуюсь, Марус… — женщина небрежно махнула рукой, отметая такую мысль.
— За это и вообще не стоит переживать, милая, — купец ласково погладил руку жены.
Он выглядел не слишком здоровым. Крепкий мужчина лет тридцати пяти-сорока постоянно сухо покашливал. Глаза изрядно слезились, и он уже растер белки почти докрасна, собирая невольно бегущие слезинки чистой тряпицей. Тинк Марус откинулся в глубоком кресле, положил крепкую широченную ладонь на основательный дубовый стол и даже слегка ею прихлопнул, как бы подтверждая свои слова: