Честно говоря, я просто боялась оставаться одна. То резкое ощущение опасности и собственной беспомощности, когда тетки, даже не считаясь с моим присутствием, обсуждали возможность задержать меня силой, напугало изрядно. Я понимала, что если бы не сослалась на будущего мужа, за которым стоит его стая, все могло закончиться гораздо хуже.
Поэтому теперь я хвостом таскалась за Оскаром, вызывая улыбку на лице Оллы. Она думала, что я без ума от ее сына, и искренне радовалась этому. А сын этот последние дни был мрачен и все время что-то обдумывал, но со мной не делился. Время шло, а мы все еще толком не поняли, что такое эти самые стаи, и не представляли, какие в мире законы.
Каждый день мы с Оскаром выходили на рыбалку, но погода немного испортилась, ночью прошел небольшой шторм. Море стало мутным, волновалось, выкидывая на берег медуз, клочья водорослей и иногда обломки дерева. Улов последние дни был весьма посредственный.
До выходного оставалось еще два дня. Сегодня, не поймав почти ничего, кроме пары средних рыбешек, мы, продрогшие и мокрые от хлещущих волн, вернулись значительно раньше полудня.
Рыбаков на берегу было немного. Похоже, хорошей добычей не мог похвастаться никто. Колченогий Кост хмуро глянул на нашу рыбу, но отвергать не стал — за его спиной высились груды пустых лотков. Озвучив сумму, он как-то странно глянул на Оскара и в полголоса сказал:
— Как стемнеет, сюда приходи, дело есть.
Оскар хотел было что-то спросить, но в это время, волоча по песку хвост крупной рыбины, к сараюшке подошел молодой парень с большим шрамом на лице. Он небрежно кинул свою рыбину на весы, чуть брезгливо осмотрел меня и сказал Оскару:
— Сарт сегодня на работу собирает. Знаешь?
Оскар кивнул, повернулся к нему спиной, и мы пошли развешивать сеть.
— Интересно, что это за работа такая ночная, — я искренне недоумевала.
Чуть раздраженно Оскар ответил:
— Откуда я могу знать. Может перевезти что-то надо.
Больше мы эту тему не обсуждали. Вернувшись домой, он поел и лег спать, наказав Олле:
— Мама, разбуди меня вечером.
Улыбка с лица Оллы тут же пропала. Я обхаживала ее так и этак, но на все мои вопросы она отмалчивалась и отворачивалась.
По первым сумеркам, съев горячий ужин, Оскар накинул тяжелую длинную кожаную куртку и ушел. Олла села к столу так, что я поняла — она не сдвинется с места, пока сын не вернется домой. Нам оставалось только ждать.
Возле сарайки одноногого стояла небольшая кучка мужчин. Я подошел, меня скупо приветствовали несколько человек, я буркнул в ответ и повернулся к ним спиной. Эти люди хорошо знали Оскара, стоит мне ляпнуть что-то не то, и последствия могут быть весьма неприятными. Я же не знал даже их имен.
Дверь хибары распахнулась, но вместо Коста вышел совершенно незнакомый мне мужчина с узким, каким-то крысиным лицом и черной повязкой прикрывающей один глаз. В поднятой руке, примерно на уровне плеча, он держал некое подобие масляного фонаря с тускло мерцающим огоньком. Подняв его еще чуть выше, как будто бы он мог что-то осветить нормально, мужчина спросил:
— Все собрались?
— Михра нету… — сказал кто-то у меня из за спины.
— Вон он, бежит. — возразил ему другой голос.
Задание он проговорил быстро и четко. У меня мурашки пошли по телу — я понял, что вляпался по полной. Берег пустой, сбежать я не смогу — поймают сразу же. Да и потом, даже если я сбегу, дома остались Олла и Мари. К ним придут.
Между тем, мужик поманил пальцем Гайна и меня, отвел чуть в сторону и дал отдельное задание:
— Пойдете последними. Не торопитесь, пусть сперва команду зачистят. На судне будет купец с деньгами, мешок повезешь ты лично, — он глянул в глаза Гайна и погрозил пальцем. — Не вздумай дурить, я знаю, сколько там. А ты, — он глянул на меня. — идешь за ним и охраняешь деньги. Понял? Маркана я предупредил, он знает, что делать.
Потом, вернувшись в толпу, он дал еще несколько наставлений здоровому битюгу, и громко сообщил:
— Маркан — старший! Слушаться его — как меня!
Потом поманил за собой этого самого Маркана, и они вдвоем вытащили из будки тяжелый сундук. Узколицый отомкнул замок, откинул крышку и сказал:
— Разбирайте!
Сам он стоял, придерживая фонарь и освещая внутренности сундука. Мужчины подходили по очереди, вынимая оттуда широкие кожаные ремни, и немедленно опоясывались ими. К каждому такому ремню с двух сторон крепились длинные ножны. Я молча застегнул на себе пряжку и вынул один из клинков. Тяжелый. Широкое лезвие длиной сантиметров сорок-сорок пять хищно блеснуло в тусклом свете фонаря.
Гайн толкнул меня в плечо:
— Не зевай, пошли давай.
Молча отправился за ним, судорожно соображая, что делать. Шел Гайн не к моей лодке, а к другой, пошире и побольше. Вышли в море. Волны были слабые, а с парусом он справлялся виртуозно. Луна за тучами почти не проглядывала, но он, похоже, совершенно точно знал куда плыть. В какой-то момент, при очередном рывке ветра, он крикнул:
— Помоги! Что расселся!
А когда я сунулся с помощью, очевидно, довольно неуклюже, он только выругался и оттолкнул меня.