Погреб был выкопан прямо под башней, вход располагался в полу кухни. Конечно, все дощатые конструкции типа лестницы, стеллажей и ящиков сгнили от времени, но это было нестрашно.
Нравится мне или нет, но нам все равно придется тратиться на плотника. Необходимо восстановить ступеньки на башенной лестнице — это самое главное. Если бы был инструмент, многие работы я бы мог сделать и сам. Но увы, такой инструмент надо было заказывать, и стоил он очень дорого — поточного производства здесь не было.
Наши ежедневные вылазки в город уже приносили свои плоды — кухня была завалена мешками с овощами, крупами, в одной из кладовок повисли два огромных свиных окорока, появился небольшой бочонок топленого масла и гораздо более солидная деревянная коробка засыпанного солью сала, несколько мешков муки, какие-то местные пряные травы, которые Мари выбирала лично.
На душе становилось спокойнее — я знал, что зиму мы выживем. Тревожило только одно — денег оставалось катастрофически мало. Мари успокаивала меня:
— Оскар, ты пойми, как производится агар-агар, я понятия не имею. Но, мы с тобой знаем, откуда его можно получить, и знаем, какой должен быть конечный результат. В любом варианте эта зима уйдет на опыты и на разработку технологии. Мы ведь даже примерно не можем определить, сколько за него просить, когда мы его получим.
Утешение, надо сказать, было так себе. Кроме того, Мари, занятая мыслями об этой самой хрени, совершенно не обращала внимания на то, что творится вокруг нас. А творилось примерно следующее — местные жители расслабились и перестали обращать на нас внимание.
Более того, несколько раз я уловил даже легкое пренебрежение в словах торгашей и лавочников, у которых мы делали заказы. Внешне вроде бы придраться было не к чему. Они все кланялись и величали меня «господин баронет» и «ваша светлость». А интонации, как известно, к делу не пришьешь. Что-то такое витало в воздухе, что заставляло меня держаться настороже…
Еще одним неприятным фактором было то, что мэр города так и не соизволил приехать и представиться нам.
Храм мы посетили на третий день прибытия и я зауважал барона — весь путь он прошел пешком, не жалуясь и не ноя, хотя для него это было сравни подвигу и заняло чуть не полдня. Народу было много, некоторые даже кланялись, но как будто стесняясь, норовя тут же скрыться с глаз.
Брат-настоятель был вежлив и, кажется, рад нам, но поговорить так и не рискнул. А ведь какое-то дело у него есть, я это заметил.
На четвертый день привезли две телеги дров, я расплатился и весь день складывал на улице поленницу под чахлым навесом — надо будет ремонтировать крышу на нем. Ну, еще успею.
Понемногу я втягивалась в нашу новую жизнь. Мысль о том, что стая с ее сволочными законами осталась где-то далеко за морем, грела мне душу. Появились ежедневные заботы, которые мы честно делили между собой — всякие там завтраки, мытье посуды и стирка, уборка и забота о печах.
На колодезную цепь денег нам не хватило — железо стоит дорого, поэтому ведро привязали к хорошей крепкой веревке. Колодец оказался чудовищно глубоким, зато вода из него была очень вкусной и чистой. На стирку и мытье мы использовали воду из двух бочек. Если учесть, что здесь не было дымящих заводов, то дождевая вода была отличного качества, чистая и мягкая.
У барона изрядно отросли волосы, и я слегка подровняла их. Сейчас он немного поправился и выглядел достаточно солидно — благообразное лицо, серебристо-седая стрижка и элегантная бородка, которую он аккуратно поправлял и подравнивал каждые несколько дней. Если бы не простецкая одежда, то никто бы и не усомнился в том, что перед ним высокородный.
Мне очень нравилось в нем то, что хотя ходил он с некоторым трудом, но не чурался взять на себя некоторые обязанности из тех, что мог выполнять сидя. Например, барон чистил все овощи к столу и резал их так, как говорила Олла — когда соломкой, а когда кубиками. Да и Олла подобрела к старику, видя его старания. Так что дома, при том, что все мы много работали, была достаточно спокойная атмосфера.
Продолжалась эта благодать дней восемь или девять от момента нашего приезда — я уже потеряла счет времени за заботами.
В замке трудился плотник с помощником, и деревянные ступени до середины второго этажа масляно светились новым деревом. Чтобы не жечь факелы, дверь на улицу обычно была распахнута — все равно в большом зале мы не топили. Именно поэтому, когда за дверями раздался непривычный шум, выскочили все. Даже барон, прихрамывая, выглянул с кухни.
Картина, которую я наблюдала сквозь распахнутые двери, вызвала некоторую оторопь.
В окружении десятка всадников на конях к башне подъехала карета, запряженная четверней. Настоящая карета, довольно роскошная, как я понимаю, с позолоченным резным рисунком на дверцах, с двумя лакеями на запятках и громогласным пузатым кучером-великаном, у которого из-под отделанной мехом куртки торчали роскошные бархатные штаны алого цвета.