Ей было лет шестнадцать, не больше, и она светилась яркой юностью и нежностью. Я встал и поклонился девушкам, они торопливо закивали в ответ, кланяясь гораздо ниже, и святой брат довольно сурово сказал:
— Ступайте, ступайте к себе. Потом чаевничать будете.
По боковой узкой лестнице девушки прошуршали куда-то наверх, а святой брат, горестно вздохнув и глядя на меня глазами побитой собаки, спросил:
— Теперь понимаете, ваша светлость?
Я растерянно глянул на него и ответил:
— Простите, брат Селон, но совсем нет.
Мне показалось, что мой ответ испугал его. Взгляд стал еще более неуверенным, он вскочил с табуретки и снова начал суетиться у печки. Я подумал несколько секунд — мне не нравились эти загадочные намеки и вздохи, но и обижать его не хотелось. Слова я подбирал аккуратно:
— Брат Селон, я — чужестранец. О родине моего отца я не знаю почти ничего, и никогда здесь не был. Может быть, вы объясните, что хотели сказать?
Он слушал меня, так и не повернувшись ко мне лицом, но слушал внимательно — я это понял по застывшей фигуре. Какое-то время, похоже, еще колебался, а потом, перестав рыться в котелках, вернулся к столу, совершенно деревянно сел на табурет и, уставившись в кружевную салфетку в центре потертой столешницы, начал говорить.
В целом, если бы я ненадолго отвлекся от своих проблем, то мог бы додуматься до этого и сам. Все было достаточно очевидно. Нищие королевские земли, которые лет пятнадцать-двадцать никто не проверял. Эдинг Шертон — сын самого богатого купца в городе, мотнулся в столицу с папиными деньгами сразу же, как только умер старый мэр, толстяк Бертон.
— При нем, ваша светлость, еще более-менее было. Он и правосудие творил по-божески, и людей сильно не обижал, — голос брата Селона звучал монотонно. — Шертон-то не сразу начал. Сперва вроде бы все как и раньше было, ну, может, чуть налоги подросли. А потом помер хозяин деревень, к городу еще и их приписали. Вот тут-то его жадность и обуяла…
Остальное было предсказуемо. Почувствовав безнаказанность, молодой тогда еще мэр Шертон борзел не по дням, а по часам. Пару раз торговцы пытались возмутиться, но у мэра откуда-то набрался отряд охраны, потом сгорели две лавки и склад с товаром, потом с рыбаков и крестьян стали требовать все больше и больше, еще через пару лет дошло и до простых горожан…
А потом умерла жена мэра и в его доме поселилась экономка. Этих экономок он менял по настроению. Когда раз в год, когда и значительно чаще. Не все женщины шли по доброй воле. Были конфликты, мэра даже убить пытались.
— Рыбака этого он запороть велел, прямо на площади… И людей всех согнал смотреть…
Я слушал внимательно — в общем-то, нормальный рейдерский захват одного конкретного баронства. Только вот мужик за столько лет окончательно уверовал в свою безнаказанность. На данный момент в городе остались только его, Шертона, лавки.
Нет, разумеется, продуктами и рыбой торговали и селяне, но ткани, изделия из железа или меди, украшения и лакомства мэр подгреб под себя. Горожанам осталась только сельхозпродукция.
Рыбаков обложил такой данью, что рыба теперь на столе — блюдо редкое. А мэр скупает, сушит и обозами вывозит. В общем, присосался этот клоп к баронству весьма основательно.
Двоих дочерей от покойной жены он выдал замуж куда-то в столицу с роскошным приданым…
Значит, у этого хрена с горы есть столичная крыша — мысленно отметил я про себя. Это более чем хреново. По сути, у меня нет силенок тягаться с ним даже здесь. А ведь он еще имеет и высоких покровителей.
— Вейта… Она же хоть и младшая, но покрасивее старшей-то будет. Он сперва ей маратусов корзинку прислал…
Я понятия не имел, что за хрень эти самые маратусы. Скорее всего, какое-то местное лакомство, не из дешевых. Ну, а что еще присылать девушке?
— А потом совсем стыд потерял — в храм заявился, вместе с охраной своей, службу отстоял. А как Вейта с Тилли домой пошли, заступил дорогу ей, кольцо в руки пихал. Старшую охрана оттерла. Конечно, девочки перепугались…
Да уж, надо думать, перепугались! Вряд ли молодая девчонка, получившая домашнее воспитание, мечтает стать подстилкой у этого ублюдка!
— Что ж вы, брат Селон, девочек из храма сегодня сами не проводили? — мне был не просто интересен, а важен ответ.
— Я всегда их теперь сам провожаю, только ведь вчера этот… уехал он в соседний городок. Это на пару седмиц значит, и охрану с собой забрал. А девочки мои, почитай, уж полгода из дома не выходят — я даже за продуктами сам хожу. Только ведь две седмицы назад, аккурат перед вашим приездом, он уже и ко мне приходил. Деньги сулил…
В целом, мне все было предельно ясно. Брат Селон, всплескивая руками и испытывая некоторое облегчение оттого, что выговорился, стараясь сделать это незаметно, мазнул по глазам пальцами — стер накипевшие слезы. Он еще как-то вяло, не торопясь, досказывал какие-то мелкие и уже совершенно ненужные детали, а я все сидел и размышлял.