Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

— Что с тобой, Тарази? — спросила она, когда Тарас опустил ее на землю.

— Иду на Арал, может быть, завтра или послезавтра.

— Правда? — с ноткой грусти спросила Айбупеш.

Она вдруг почувствовала, что ей очень нравится быть в объятиях этого солдата с усами и такой притягательной улыбкой. Однако смотрела на него одновременно с чувством радости и грусти.

— Что с тобой? — спросил ее Тарас. — Ты не рада, серебряный месяц? — попробовал он перевести ее имя.

— Рада, — коротко ответила Айбупеш, а ее глаза смотрели на него с грустью и печалью.

— А почему ты печальная?

— Я думаю, что теперь ты к нам больше не придешь, — сказала она задумчиво, поправляя платок на голове.

И в этот момент Тарас снова отметил, какая она красивая, юная и нежная. Вспомнил, как только что держал ее в объятиях, — и что-то защемило в сердце.

Он взял у нее мешок и сказал:

— Пойдем в юрту.

— Я сама, — потянула она мешок к себе.

— Хочу помочь тебе, — попросил Тарас. — Разреши, пожалуйста.

Они шли к юрте и молчали. Айбупеш думала о своем, а Тарас пытался разгадать ее мысли.

В юрте их ждала Масати, у которой уже был готов чай. Она разлила его по пиалам, и они уселись на ковре, обмениваясь новостями.

Сегодня Айбупеш почти не разговаривала, продолжая о чем-то думать. Вдруг она спросила:

— Тарази, а где мой портрет?

— Айбупеш, дорогая, ты меня извини, но из-за болезни я не смог его доработать. Хочешь, я сейчас нарисую тебя и подарю тебе этот рисунок…

— Нарисуй, Тарази. Пусть твоя нежность перейдет в меня.

Шевченко подумал: что она хочет этим сказать? Эта молодая, наивная и чистая душой казахская жена взволновала его душу, — и он захотел сделать для нее что-то необычное.

— У меня сейчас нет ни бумаги, ни карандаша, — с сожалением сказал он, роясь в карманах. Но я нарисую твой портрет на стене юрты. Углем от костра, хорошо?

— И себя нарисуй, — попросила Айбупеш. — Поедешь, а я буду смотреть на тебя, а ты мне будешь рассказывать…

— О чем?

— Обо всем. О том, что ты знаешь и чего не знаешь…

Тарас пытался на белом сукне юрты нарисовать Айбупеш. Было нелегко, но он не сдавался… «Впервые в жизни рисую на таком материале, — подумал он. — Рисовал на стенах казармы, на гауптвахте, на стенах орских домов, а вот на стене из сукна юрты — впервые…» Но портрет получался. Со стены смотрела на огонь, что горел посреди юрты, Айбупеш. Она улыбалась, только в ее глазах была еще и неразгаданная грусть… «Кайзахская Джоконда, чьей улыбки никому не разгадать… Только я знаю…» — подумал Тарас.

— А теперь себя рисуй! — попросила Айбупеш.

— Ну, это уже просто, — улыбнулся Тарас, и по памяти нарисовал свой давний автопортрет — там, где он молодой, чубатый, смотрит пытливо в мир…

Он набросал общий образ, быстро начертал разные, давно известные ему детали — и уже увидел себя — молодого и красивого парня, что смотрит с противоположной стороны юрты. Он тоже смотрел на огонь, на тот же огонь, который видела Айбупеш.

— Тарази, — простонала Масати и заплакала. — Ты же сейчас совсем не такой… Состарился, наполовину седой, подурнел… А вот это, — она показала на стену, — как будто твой младший брат. Нарисуй усы и бескозырку…

— Не надо, — попросила Айбупеш. Не надо. — Ты всегда такой. И даже, когда ты будешь аксакалом, ты будешь таким же. Ничего больше не рисуй…

— Хорошо, — сказал Тарас. — Надо идти, уже поздно. Солнце вот-вот спрячется.

— Оставайся у нас ночевать, — снова начали просить его женщины.

Он минуту колебался, а потом все же решил идти в крепость, где могли уже его искать.

Он обнял и поцеловал Масати, а Айбупеш спросила почти шепотом:

— Тарази, можно я тебя провожу?

Разве мог он отказать этот милой и нежной женщине?

Они вышли из юрты и пошли молча, не спеша вдоль берега Ори. Солнце спряталось за горизонт, и на землю опускались сумерки. Молчание прервала Айбупеш:

— Тарази, давай на прощанье присядем здесь на берегу. Я хочу посидеть в последний раз с тобой.

Они сели и Айбупеш вдруг прижалась к Тарасу. Его сердце от теплоты женского тела было готово выскочить из груди. Он посмотрел на нее и встретил молящий взгляд ее колдовских глаз, от чего сердце начало стучать еще сильнее.

Айбупеш дотронулась руками до его губ, а потом поцеловала их.

— Тарази, — прошептала она, — я хочу сейчас быть твоей женой…

Она обняла его за шею… Тарас не мог сдержаться… Эта юная, хрупкая женщина его победила…

Потом, уже прощаясь, Айбупеш сказала:

— Я всегда буду любить и помнить тебя, Тарази… Если будет мальчик, я назову его Тарази…

— Я тебя тоже никогда не забуду, Айбупеш… Но если будет девочка, назови ее Оксана. Скажи Саримбеку, что это я так просил…

Айбупеш вернулась в юрту…

— Масати, — спросила Айбупеш, — Аллах не будет на меня сердиться, что я сегодня очень счастливая и очень несчастная?..

— Нет, дорогая, — ответила Масати, — Аллах добрый…

Айбупеш сидела и не спускала заплаканных глаз с молодого Тараса, что смотрел на нее со стены…

Глава 5. Аральская экспедиция