Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

«Извините, — наконец смог переспросить Тарас, — вашему мужу уже сорок два? Как же это?..» — «А что в этом удивительного? — улыбнулась она. — Я живу с ним уже пять лет. Мне было семнадцать, когда за него выдали… Так что ничего интересного вам не расскажу…» «Я знаю вашего мужа?» «Конечно, это Платон Алексеевич Закревский…» «А…» — разочарованно промолвил Тарас. С Закревским он был немного знаком. «Выдали меня замуж молодою, я почти не знала, за кого иду. Как говорят на селе, и не надевувалась… Так что может быть интересного в моем жизнеописании для вас? Ничего». — «Вы счастливы? — спросил Тарас и тут же ответил: — Вы несчастливы, я это знаю…» — «А кто счастливый? Вы?» — «Я счастливый, потому что вижу вас!» Она рассмеялась от этого банального комплимента, однако через минуту снова стала серьезной. «Я хотел бы вас сделать счастливой», — промолвил он, не спуская с нее глаз. «Интересно — как?» — «Не знаю…» — «А вы уже сделали меня сегодня счастливой — удостоили меня своим разговором и вниманием…» Тарас хотел ответить. Но в это время зазвучала музыка — началась мазурка.

«Не могли бы вы меня удостоить мазуркой? — спросил Тарас и поднялся в полупоклоне. Она поднялась тоже, быстрым взглядом осмотрела зал. Закревский и его друзья по чарке вели за столом какие-то пьяные разговоры, как будто в кабаке.

Они кружили в танце — и все расступались перед ними. Любовались старые, любовались молодые — красавица Анна Закревская танцует с Тарасом Шевченко — самым почетным гостем княгини Волховской. Только Тарас еще не знал, как зовут его даму. Он снова спросил ее имя — и она, кружась, выдохнула: «Анна Ивановна». Им было весело и хорошо, и они даже не почувствовали, когда кончился танец.

Тарас отвел Анну на ее место, а к нему подошел Гребенка. «Что, Евгений Петрович?» — взволнованно, но все еще со счастливой улыбкой на губах спросил Тарас. «Тарас, будь осторожным, зачем тебе эти цветы?» — серьезно сказал Гребенка, кусая губы. — «А что?» Гребенка показал глазами в сторону стола, за которым сидел Закревский. Но в ту же минуту снова загремела музыка. Тарас умчался к своей даме. Уже ни он, ни Анна не обращали внимания на то, что происходит за столом, где сидел Платон Закревский. Тарас смотрел на нее, а она не спускала очарованных глаз с него. Она улыбается, как ребенок, как будто не было у нее никакого замужества, ни семейных дел, — и казалось им обоим, что все вокруг куда-то исчезло, есть только он и она. Прядь волос выбилась на ее ровное белое лицо, она этого не замечала, а Тарас любовался, какая она красивая и молодая, и думал: «Почему так? Почему это чудо природы должно быть несчастливым?» Она как будто отгадала его мысли и, поведя бровью, тихо промолвила: «А я счастливая! Ага!» И он, забыв обо всем, ответил: «И я!»

И именно в этот момент между танцующими парами появился Платон Александрович. Тяжело шатаясь, он водил по сторонам мутными глазами, разыскивая Анну. Вот наконец он все-таки увидел Тараса, а с ним и свою жену. Расталкивая пары, направился к ним. Подойдя, поймал Анну за руку и потянул ее танцевать с собой. Тарас остался один — растерянный, встревоженный. Анна несколько раз посмотрела на него через плечо мужа, посмотрела тоже печально и растерянно. «Боже мой, — почему-то подумал Тарас, — так этот пьяный медведь ей ноги отдавит…»

Он пришел на свое место и устало сел. Безразлично посмотрел на Гребенку, который присел возле него. «Так что?» — спросил его Евгений Петрович. «Ничего. Сижу», — отмахнулся Тарас. «То ваше счастье, что Платон Закревский не увидел у вас на груди ее цветы». — «А что бы он мне сделал?» — спокойно ответил Тарас. «Тебе ничего, ей…» — «Да он такой пьяный, что не только цветка не увидит, а вообще… — ответил Тарас. — Я удивляюсь, как это он ее отыскал в танце».

Анна Закревская запала в сердце Тараса — да так крепко, что он несколько лет хранил у себя цветок с ее платья…

Тарас тут же, в каюте, под впечатлением от воспоминаний о пережитом, на попавшемся под руку клочке бумаги начал писать:

Немає гірше, як в неволіПро волю згадувать. А яПро тебе, воленько моя,Оце нагадую. Ніколи

Ти не здавалася меніТакою гарно-молодоюІ прехорошою такоюТак, як тепер на чужині,Та ще й в неволі. Доле! Доле!

Моя ти співаная воле!Хоч глянь на мене з-за Дніпра,Хоч усміхнися з-за….

Тарас перечитал написанное, горько улыбнулся, и крупная слеза скатилась по щеке на усы…