Зал ожидания. Книга 3. Изгнание

В последующие дни дружба между Визенером и Леа стала глубже и сердечнее, чем когда-либо.

Если что и смущало счастье Леа, то лишь мысль о том, как примет Рауль возобновление ее дружбы с Эрихом. Она видела и понимала, что Рауль, развиваясь, уходит от нее все дальше. С тех пор как она прочла его странный рассказ о человеке-волке, так ужасно напоминавшем Эриха, она почти боялась суда своего сына; он всматривался в людей более молодым, свежим, острым, злым взглядом. Она боялась новой встречи Рауля с Эрихом.

Но Леа с облегчением увидела, что Рауль встретил отца любезно, со спокойной вежливостью. И с ней не говорил о ее отношениях с Эрихом.

Она спрашивала себя, стоит ли рассказать Эриху о новелле. Но решила ничего не говорить ему; лучше не затрагивать этой темы.

В глубине души Рауль питал почти презрительное сострадание к матери, снова беспомощно отдавшейся любви к этому человеку. Рауль унаследовал от нее интерес к людям и способность объективно наблюдать их, даже в момент аффекта. Так он наблюдал теперь мать. Мсье Визенер стал для него из предмета ненависти простым «материалом» – материалом, который он по совету Чернига рассматривал, как скульптор рассматривает дерево, из которого он вырезывает статую.

Сначала Визенер обрадовался безупречной любезности своего сына. Постепенно эта холодная любезность начала раздражать его, и наконец он почувствовал, что ему было бы приятнее, если бы Рауль его возненавидел.

* * *

Шпицци не обманывался, он понимал, что его положение пошатнулось. Гейдебрег явно принял решение в пользу его соперника, Визенера. Руководство подпольной пропагандой во Франции, до тех пор сосредоточенное в руках Шпицци, теперь все больше отходило к партии. Если к тому же еще и дело Беньямина кончится плохо, партия с радостью воспользуется предлогом и будет настаивать на снятии Шпицци с занимаемого им поста.

Но тут на свет появилась «ПП», и оказалось, что обширный план Визенера, требующий таких больших затрат, провалился. Теперь Гейдебрег не может не увидеть, что он оплошал, сделав ставку на этого человека. После стольких неудач Бегемот дважды подумает, прежде чем решится поддержать Визенера. И Шпицци уже видел своего заклятого врага поверженным.

С нетерпением ждал он возвращения Гейдебрега из Аркашона. Но затем Бегемот прямо отправился в Берлин и, несмотря на то что пробыл несколько недель в отсутствии, не счел нужным посовещаться с ним, Шпицци. Это была жестокая обида. Быть может, позиция Визенера и ослаблена, но, по-видимому, и его, Шпицци, положение не улучшилось.

Ах, он начинает стареть. Куда девался его чудесный фатализм, которым он защищался от вечных превратностей судьбы и капризов власть имущих? Шпицци старался заглушить свои страхи, усиленно предаваясь всякого рода удовольствиям. Он пытался серьезно увлечься Коринной Дидье. Его привлекала особая, присущая ей нотка, удивительная смесь цинизма, ума, житейского опыта и мистики. Коринна обладала способностью по малейшему поводу впадать в транс, она слышала голоса, она чувствовала в себе «духовного повелителя». Пока что она отказывалась отдаться Шпицци, ссылаясь на этого «духовного повелителя».

Сегодня они с Коринной хорошо поужинали, посмотрели в небольшой компании запрещенный фильм, а теперь сидят в элегантной, несколько беспорядочной квартире Шпицци, и если он немного поднажмет, то сегодня ему удастся, вероятно, взять верх над этим самым «духовным повелителем». Но к сожалению, именно в этот вечер мысли о Гейдебреге, о Визенере, о будущем мешали ему взяться за дело с обычным пылом. Он сидел в кресле и лениво курил, а красивая, сверкающая белизной кожи женщина с любопытством оглядывала комнату.

– Если вы действительно так хорошо чувствуете, что происходит с другими, Коринна, – вызывающе проговорил он, – скажите скоренько, почему я так плохо настроен, что даже ваше очаровательное присутствие не может меня развеселить.

– Вы думаете о конце вашего ужасного режима, друг мой, – кротко ответила Коринна.

– Плохо же вы угадали, – отозвался Шпицци. – О конце режима мы думаем все, с тех пор как он начался. Что же, нам из-за этого всегда быть в плохом настроении? Ах, Коринна, я вижу, что с внутренним голосом дело у вас обстоит не лучше, чем в Берхтесгадене.

Коринна заранее радовалась этому вечеру и, согласившись переступить порог квартиры дипломата-боша, решила не обращать внимания на своего «духовного повелителя». «Жаль, – думала она, – что этот Шпицци вдруг оказался не в настроении».

«Теперь, – думал Шпицци, – надо бы набрести на какую-нибудь хорошую идею. Если бы мне пришла в голову хорошая идея – раз уже Визенер провалился со своим планом, – Бегемот заключил бы со мной мир, хотя он меня терпеть не может».

Мир. Вот она, эта желанная идея. Мир, перемирие. Перемирие в печати. Шпицци с молниеносной быстротой нашел путь, верный путь к этому желанному «перемирию в печати», о котором так часто писали.