Зал ожидания (сборник)

– Знаешь, что мне в голову лезет? – продолжал пунцовый Севрский. – А: "Терроризм". Б: "Иностр. спецслужбы". Вот они ТАК делают, когда готовят что-то серьезное. Говорил же, что молодому лучше отдам. Вот нужно тебе будет срочно догнать кого, как ты на своей костяной? А не догонишь если?

Золотарев отвел взгляд в сторону и ничего не сказал – нога опять разошлась, и тягучая боль отдавала где-то в пояснице. Севрский все не унимался:

– Ты хоть дома был?

– Все некогда.

– Пф! Тебе к семье не хочется? Я сыновей уже неделю толком не видел, так бы и сбежал. Ну что ты молчишь, Золотарь? Вокруг целый мир, а ты все бродишь по одному и тому же зассанному туалету и отмываешь одни и те же толчки. Иди домой, и не надо опять это твое "гвардия умирает, но не сдается". Ты не Наполеон, а это не Ватерлоо. Отвоевался, да ведь и здорово навоевался. Пора на покой идти.

"Да некуда мне идти", – хотел ответить Золотарев, но вместо этого выпил болеутоляющее и буркнул:

– Камброн.

Севрский вздрогнул и непонимающе заморгал.

– Что? Кам… что?

– Камброн. Пьер Камброн, это он сказал, что гвардия не сдается. Хотя историки спорят. Может, он сказал "Дерьмо" или что-то вроде. Учитывая ситуацию на поле битвы, последний вариант мне кажется более вероятным.

Севрский так и прыснул, точно студентка-хохотушка.

– Дурак!

В кабинет вошла новая сотрудница пресслужбы (с весьма подходящей для должности внешностью) и протянула несколько листков.

– По убийству Крестовской для новостей.

Севрский посмотрел релиз, выпучил глаза и стал яростно черкать карандашом, приговаривая "нет", "тьфу, недолгая!" и "ты ж, конопатая, меня под верховный суд подведешь".

Золотарев прикрыл глаза и думал, благо обстановка располагала. Батареи дышали в спину горячим воздухом, пахло тяжелыми духами и гуталином. Севрский скрипел грифелем, точно гипнотизировал бумажную змею, а она не желала появляться.

Почему убили братьев? Из-за вопроса Золотарева? Тогда женщина и впрямь там жила. Она испугалась обнаружения и решилась на крайность – устранить сообщников. Более того, затруднила опознание – значит, Кушаков и Марицин имели поддельные документы, а реальные их личности могли куда-то привести. Куда? И почему такая жесткая реакция на один визит Золотарева?

"Черная вода".

Это явно было сообщение, но как оно попало в мусор "Отребья", да еще несколько раз? Золотарев почувствовал озноб, едва вспомнил о совпадении дат – наблюдения за "Отребьем" и покупки дома Марициным.

Когда "пресслужба" вышла, Золотарев рассказал о догадках товарищу. Тот нахмурился, потер небритую щеку и выдал сноп ругани.

– Ну, положим. Мы следили за басурманами, за нами – эта троица. Два брата-недобрата и мадам "X". Зачем они следили за нами?

Золотарев помахал рукой на вспотевшее от духоты лицо.

– В наблюдении участвовало порядка 17 групп по 2-4 человека. Самый лучший способ, чтобы собрать, например, базу сотрудников.

Севрский выпятил губы и покачал головой.

– М-да. Все страньше и страньше, как говорила… эта… эта… твою за ногу! Ну, дура та с котом и печеньями?

– Алиса. В стране чудес.

– Да, Алиса. И все равно снимаю тебя. Не хватало, чтобы тебя грохнули накануне увольнения.

– Тогда я отсюда не выйду, – Золотарев демонстративно сложил руки на груди.

– Ну, ты… – Севрский в сердцах стиснул ручку и отвернулся. С минуту он молчал, затем нарочито кивнул. – Хорошо, Золотарь. Оставлю тебя до прихода документов, даже подмогу дам, как только подтвердят терроругрозу – но только если разрешишь вопрос. Не для документов, для меня лично (Золотарев почувствовал искренность и пожал плечами). В отчете баллистики по штурму "Отребья" есть две странности. Первая – с нашим Шитиковым. Его убили из пистолета-пулемета, которого ни у нас, ни у "Отребья" при себе не было. По кучности и поражению тканей что-то вроде "УЗИ".

Золотарев непонимающе развел руками.

– Ладно, – продолжил Севрский и посмотрел друг прямо в глаза, – а вот с главарем ихним совсем чудно. Если верить твоему рапорту и отчету баллистики, чтобы его пули вошли в стену под таким углом, он должен был стоять рядом с тобой. Как он промахнулся-то? Если стрелял в тебя тот, из ванной?

Золотарев поджал губы и чуть вздернул плечо, как бы говоря "да кто знает…". Севрский вздохнул, покачал головой.

– Золотарь, тебе со всем этим жить.

Золотарев ничего не ответил. Глаза его сделались мертвые-мертвые, на скулах проступили желваки.

***

Присланный художник составлял фотопортреты, и выходило странно, будто не два человека, а три, но разобраться, кто где, казалось неподъемной задачей. Вскрытие братьев тоже ничего не дало, кроме непроизносимого гликлазида в желудке Марицина, и пришлось Золотареву требовать повторное. На этот раз он предложил искать следы болезней и травм, чтобы послать запрос в ЛПУ, но по опыту знал – толку не будет. Да и "кажись" одного из братьев явно выдавало немосквича – еще больше препон для опознания.

Съев для бодрости столовую ложку растворимого кофе, Золотарев занялся "Черной водой". Записка выглядела как сообщение, но отсюда возникал вопрос – почему один и тот же текст?