Зал ожидания (сборник)

На столе ждал отчет по второму вскрытию. Золотарев прочитал пару абзацев, но ничего не понял. Открыл форточку, съел растворимого кофе, и сердце забило пуще прежнего, голова прояснилась.

Лаборанты, как выяснилось, ничего не нашли. Золотарев вновь наткнулся на гликлазид, изучил описание препарата и через вечность сообразил, что его применяют при диабете, а настоящий Марицин, скорее всего, состоял на диспансерном учете. Спустя еще пару часов Золотарев добился статуса терроругрозы и выслал запрос в Минздрав – на больных диабетом в населенном пункте Черная вода. Больше (кроме всей России) проверять было негде.

Ответ пришел с небольшой припиской, мол, возможно, подойдет это:

"Населенный пункт Черные вдовы (до 1995 – Черная вода).

Состоят на диспансерном учете:

Никитский Валентин Павлович, 1979 год рождения…"

Сердце замерло. Золотарев, который вновь плыл между сном и явью, очнулся и пробил Никитского по базам.

Пусто.

Не привлекался…

Не замечен…

Не был…

Программа услужливо подсказала пользователей со схожим запросом – Шитиков, Шитиков, Ши…

– Слышишь, Золотарь? – на плечо легла тяжелая рука Севрского. – Стены говорят, что документы на тебя пришли. И вообще-то спать не только в гробу надо.

Золотарева пробил озноб. Глупо было надеяться, что увольнение не подпишут, и все равно хотелось верить в чудо. Сыщик обреченно, будто последний раз, оглядел кабинет и буркнул:

– Я еще помню, как водить машину.

– С такими мешками под глазами, Золотарь, ты и дерьма на носу не разглядишь. Идем, это приказ.

– А я уволен, мне не прикажешь.

Золотарев возражал из последних сил, хотя сам чувствовал, что они на исходе. Домой, впрочем, не хотелось по-прежнему.

– У меня переночуешь, – точно прочитал мысли Севрский, – пока теща в Египте революцию устраивает.

Золотарев сдался. Вскоре машина друга уже неслась по удивительно свободной трассе. Пахло освежителем, сиденье расслабляло поясницу, в колонках звучала песня из "Мушкетеров":

"И кони ржут, и кровь рекою льется,

И вновь земля уходит из-под ног".

Золотарев хотел подремать, но бедро заныло. Он достал телефон и на дурака ввел поиск в интернете: "Черные вдовы никитский".

– Я, может, Золотарь, не умею, как ты, брехню чуять, но вижу, если человека дома не ждут. Дерьмово там все? Как у Карамбона твоего?

Золотарев не стал поправлять и только кивнул. Запрос выдал несколько результатов, первый же отправлял на заметку из новостного ресурса:

"… сообщению анонимного источника в ходе зачистки чеченского села Черные вдовы (бывшие Черные воды) 17 июня 1995 года подразделениями МВД было убито около двух десятков мирных жителей. Среди них ученики 7 класса местной школы Лидия Никитская, Виталий Пахрушин…". Под статьей было несколько фото. На первом – похороны: скорбящие родители, среди которых виднелись два недобрата, будущие Кушаков и Марицин, и невзрачная женщина, крайне похожая на системного администратора Валерку. У Золотарева бешено забилось сердце, он переключился на соседнюю картину, и та издевательски медленно начала загружаться.

– Эх, Золотарь, – покачал головой Севрский, – когда мы перестали друг друга рассказывать обо всем? Паршиво это. И чего он мне мигает? О, ща мы этого патруля припечатаем. Долго ему еще мои корочки сниться будут.

Севрский не по возрасту захихикал и свернул к обочине, но Золотарев не слушал – на экране проступили кадры разрушенного поселка. Улица, танк и несколько бойцов, среди которых узнавались молодой Шитиков и Севрский.

"Но ангел не дремлет, и все обойдется,

И кончится все хорошо".

– Вот, Золотарь, точно про тебя песня. Читай между строк: рано или поздно любая, самая здоровущая задница просрется, и дерьмо кончит тебя заливать. А?

Мимо прогремел трамвай, в салоне запахло табаком. Золотарев откинул голову на спинку сиденья и прикрыл глаза. Сердце бешено било в ребра, он пытался придумать, что сказать товарищу, а не мог. Обвинить? Убедить? Потребовать? Сбоку рыкнула машина, Сервский выругался, мол, "и чего мигал-то?". "Мушкетеры" все не замолкали:

"И кончится все хорошо,

И кончится все хорошо,

И кончится все…"

– Эй? – раздался голос от тротуара. – Огоньку не будет?

– Ог…

Проревели частые выстрелы, зазвенело стекло. Золотарев ощутил что-то мокрое, горячее на лице и до жути неспешно стал поворачиваться. Весь салон заливало кровью, засыпало ошметками мозга, зубов, костей. Краем глаза Золотарев видел, что у Севрского вместо головы какой-то обрубок – а остатки черепа неторопливо, точно в замедленной съемке, разлетались по сторонам. В боковое окно смотрело антрацитовое дуло "УЗИ". На улице визжали, машины пиликали, и каким-то врожденным рефлексом, который достался от динозавров или от кого бы там люди ни произошли, Золотарь ткнул больной ногой педаль газа.