Зал ожидания (сборник)

– Можешь не отвечать, милая.

– В консервах сверху яд?

– Снотворное.

Кнопка нервно хихикает и разом, потеряв остатки сил, оседает на пол. Мужчина включает воду, подставляет голову под струю.

– Брат умер через месяц после того, как нас схватили. Извините.

– Он в самом деле хотел апельсин?

– Это просто было первое его слово. "Лепесин". Все называл эти словом.

Гигант слабо смеется.

– И все время нажимал кнопки, – тихо говорит девушка. – Просто из себя выводил.

Хозяин переводит дух и на дрожащих ногах хромает к военному. Хватает труп за одежду и медленно, чудом не падая, волочет в темноту.

– Зачем вы это делаете?

– М-мясо, милая. Просто мясо.

Лида подбирает ближайшую консервную банку и взвешивает в руке. Она медленно осознает, что съела человеческое "м-мясо", а потом – несмотря на омерзение, тошноту и слабость, – что снова голодна. – Это… вам нужен напарник?

Вечный сон

"… после трагической гибели жены и последующего инфаркта Габриэль Дамюр, негласный глава промышленного (и не только…) мира Г., передал управление империей брату, Доминику Курселю. Сейчас Дамюр, или, как прозвали его в преступных кругах, "Король", по словам родственников, проходит лечение в "краю морских ветров и солнца". Верится с трудом, но, несмотря на бесхребеность правительства Даладье, допускающего разворовывание государства на глазах всей Европы, юго-западное побережье Франции может наконец спать спокойно".

Раздел криминальных хроник "L'Humanité" за 23 июля 1933 года

Три года спустя.

Беспросветная ночь.

Гроза.

"Бом! Бом!" – долбят капельки по крыше "Фиата". Впереди серпантин; ограда его сломана в нескольких местах. Автомобиль мчится и мчится; в стороны брызгают фонтаны жижи, дворники месят воду по ветровому стеклу.

"Тик-Так! Тик-ТАК!" – щелкает в голове часовой механизм.

Меня тошнит.

В такие минуты понимаешь, насколько твоя жизнь похожа на кусок грязи. Ибо ты чертов алкоголик, который едет ночью по горной дороге, – потому что позвонил человек Курселя. Потому что Курсель не смог скупить все отделение полиции Г., но на тебя денег хватило. Потому что…

– Ты ничтожество, Седрик Мироль, – говорю я своим глазам в зеркальце заднего вида. Красным и отекшим, точно у Белы Лугоши, если бы кино вдруг стало цветным.

Шоссе Антампери выравнивается и уходит в сторону океана. Поворот – на обочине лежит искореженно-черный "Ситроен"; еще один, белый, годов 20-х, стоит рядом. В свете фар – струи дождя; несколько людей в непромокаемых тренчах "Раймон и Пети".

Паркуюсь, иду – едва не захлебываясь под неистовым ливнем.

– Седрик, мы ждали, – Изидор Виржин, усатый колобок в котелке, исполняет обязанности премьер-министра мафиозного клана. Сегодня мужчина выглядит помятым и грязным, как и его "Ситроен" – мелово-белый, с угольными царапинами.

– Мой принц, – я кланяюсь и снимаю шляпу. Волосы мигом намокают, но зато тошнит меньше.

Мужчина раздраженно дергает плечом и делает приглашающий жест. Спорю, с таким же видом усатик впускает шлюх в свой номер.

– Все шутишь. Проходи, не к месту.

Я зачем-то отряхиваю плащ и пробираюсь к изломанной машине. Через размокшую землю, лужицы бензина, крови.

– Что мне нужно знать?

Разбитый "Ситроен" похож на кусок шоколадного торта, который шлепнулся на пол и теперь высится невнятной массой крема, теста, кроваво-алого сиропа и лопнувшей вишенки.

– Три короля. На первый взгляд, упали.

– С неба? – порой крайне сложно удержаться. Курсель мертв? Мертв? Глава преступного мира вот так просто разбился? Хахаха. Господи, до чего глупая смерть.

Колобок хмурится.

– Седрик. Не к месту.

У машины лежат в ряд мертвецы – шофер и тройка мафиози. Ничем неприкрытые. Капли вгрызаются в их тела, будто пули. "Пуф. Пуф-Пу-Пу-Пуф".

Я смотрю вверх – там, на склоне горы, видна дорога и пролом в заграждении.

Чтобы выбить заборчик и рухнуть сюда, машина должна была нестись километрах на восьмидесяти. Никто в здравом уме не разгонится так в непогоду. Тем более в горах.

– Коронера вызывали?

– Никого, кроме тебя, – хрипло отвечает усач; затем вдруг очень тихо спрашивает. – Ты пьян? Скажи ты прямо! – и продолжает снова громко. – Трое глав мертвы. Найди, пока не поздно, убийцу или объяснение, в которое все поверят. Иначе завтра в Г. будет кошмар.

"Тик-Так! Тик-ТАК!!!"

– Просто взгляните внимательнее, – резюмирую я.

Изидор хмурится и медленно осматривает место аварии.

– И где ответ?

– На полке за вопросом. Они просто упали. Никто не виноват, ничего не надо делать.

– Ты что, смеешься? – злобно шепчет колобок. – Не позорь нас!

Я пожимаю плечами.

– Отнюдь. Хотя… Вот интересно, какой вопрос был самый-самый первый? Чтобы его спросить, ведь надо знать, что хоть чего-то ты не знаешь. А как же знать, пока тебя о том не спросят?

Усач смотрит на меня с какой-то смесью жалости и презрения. Так обычно смотрят на инвалидов.

– Что ж ты замолчал? – спрашиваю я и пытаюсь закурить. Проклятье, спички отсырели!

– Голова болит, – Изидор разочарованно вздыхает.

– А ты ее сруби. Болеть не станет, видеть правда тоже. Да и вообще немало трудностей, наверно.

Колобок сплевывает.

– Ты пьян, сукин ты сын.