Залив белого призрака

Казалось, пределы жизни и смерти, которых не знаешь заранее, не так уж страшат нас. Куда как страшнее обыденные перемены в пределах человеческой памяти — перемены понятий и слов, как предательство чувств и былых отношений. Уходят родные, стираются слова, угасает любовь, рушатся стены дома, говорить не с кем, уходить некуда. Жизнь продолжается, а тебе в ней не интересно. Тепло, но не греет. Светло, но не вижу. Рядом и вокруг шумят голоса, звуки пытаются быть словами. Но я не пойму этих слов, не увижу в них смысла. Звук дождя или шорох снега, плеск волны или крик птицы — это я понимаю, а слов этих новых понять не могу. Будто не люди их произносят. Будто смысл поменялся. В лицах нет прежнего узнавания, даже собака в глаза смотрит скучно. Говорят, за то, чтобы избежать смерти, можно и жизнь отдать.

Зачем избегать? Если смерть меня освобождает от боли, утрат, одиночества? А как — защитить жизнь? Не мою, нет. Молодых и весёлых, здоровых и сильных. Остановить эту армию льда и чужого замысла? Людям нужно тепло. Этих солдат, спящих в анабиозе, можно согреть и вернуть к жизни? Они все — молодые и сильные. Дайте глоток тепла! Научите молодых смеяться. Эта армия сможет смеяться после стольких лет холода? Что? Зачем? Смех в погонах — диагноз для психиатра? Армия — видеть грудь четвертого человека в строю! Челюсть — приподнята! Губы сжаты! Глаза — вращаются в поиске цели! Каждый человек должен успеть возродиться воином — так говорили японские самураи. В этом есть что-то от крестоносцев и дервишей. Вера — война за идею. Тоже кровавая?

Капитан поднялся на мостик. Снежный шквал стих, видимость улучшалась.

— Дистанция до группы?

— По последнему докладу — семь миль.

— Готовим машину, боцмана на бак, будем переходить ближе к группе.

Подземелье

Лодка шла против течения, электродвигатель работал бесшумно. Чемпион наклонился вперёд и, казалось, качал маятник корпусом и плечами, будто подгонял своё маленькое судёнышко, не жалея сил и желая догнать Горбача и геолога как можно скорее. Ему было бы много спокойнее идти рядом с ними, поддерживать их бодрым шагом и всей чемпионской мощью. Они были где-то впереди, двигаясь по вырубленной в скале эстакаде, выполнявшей, видимо, функцию причальной стенки для подводных исполинов. Сужающийся высоко над головой свод скалы не позволил бы войти в грот надводным кораблям с мачтовым вооружением, а узость прохода гасила волну открытого моря, но подлодкам здесь было комфортно, если они сюда заходили действительно.

Впереди сверкнул фонарь и погас. Похоже, его заметили в тоннельном просвете. Чемпион не стал сигналить в ответ, а только прижался ближе к скале. Короткая вспышка света, звуки быстрых шагов и сердитый шепот над головой подействовали как пружинный тормоз, и лодка прижалась к холодной темноте, оказавшейся ледяным причалом.

— Швартовый конец давай, — шептал сверху старший.

— Сейчас найду, ни черта не вижу… Держите, бросаю.

— Есть, закрепили. Здесь первый кнехт и ступени в скале, сейчас подсветим ступени.

— Почему фонарь не включаете?

— Привыкли к темноте.

— А почему шёпотом?

— Страшно, — все трое неожиданно рассмеялись.

— Что видно впереди?

— Темно, как в прямой кишке.

— Отблески какие-то?

— Может, это глаза искрят?

— Может, галлюцинации?

— Голос нации?

— Голый наци-и?

— Тсс…

После короткого обсуждения вариантов решили оставить лодку здесь, несколько разгрузив запасы, и двигаться по эстакаде. Это позволит собрать больше информации и заметить мелочи.

— В мелочах прячется дьявол, — произнёс Горбач общеизвестную фразу, подводя ею итог короткому отдыху. — А из лодки мы ничего не заметим, ничего не поймём… Идти осторожно. Могут быть трещины, завалы, ловушки. Надеюсь, всё это не специально для нас.

— Может, в связку? Как спелеологи или альпинисты?

— Мысль правильная, фал есть. Я первым пойду, геолог — второй… Чемпион! На тебе повиснем, если что. Выдержишь?

— Удержу, командир.

— Добро. Две минуты, и в путь.

Далеко впереди раздался нарастающий шум.

— Электричка? — пошутил молодой.

— Водопад? — предположил старший.

— У водопада шум ровный, а этот — стихает.

— Похоже так.

— Это снег скользит сверху и в воду падает. Слышите — плюх, плюх… — Чемпион вглядывался в свод и прислушивался. — А скала не дрожит даже. Стоит! — рука его, согнутая в локте, кулаком вверх, показала уличный жест, — в темноте было мало заметно, но все поняли.

— У тебя, Чемпион, по любому поводу только две версии…

— Сгущёнка или каменный фаллос…

— Ты на что намекаешь?

— Прости, друг, но две версии ты не потянешь — запутаешься… Опять зашумело? Где-то свод обвалился, в этот провал и падает шапка снежная, как только вес наберёт достаточный.

— Авторазгрузка снежного купола, — засмеялся молодой геолог.

— Шуметь не надо, — тихо добавил старший.

— Ты, Горбач, всегда прав. Почему? — Чемпион искренне удивлялся.

— Командир — как река.

— Какая рука?

— Умоет, подхватит, клюбому берегу поднесёт. — Геолог сказал и все приняли. — Никого не гнёт, а все в эту воду лезут.

— Слушай, геолог! Ты про реки говорил — как же они не замерзают здесь?