Заложники греха

– Вот и с Володей, я уверен, произойдет то же самое. Боль пройдет. Не так быстро, как головная, конечно. К тому же я планирую в ближайшее время загрузить его работой по горло, чтобы у него времени не оставалось на тоску и депрессию. В таких случаях работа – лучший лекарь.

– Вы поможете ему компенсировать убытки, связанные с потерей товара?

– Да это само собой! – махнул рукой Воропаев.

– А если он откажется? Из честолюбия?

Воропаев посмотрел на меня снисходительно:

– Женя, мне до сих пор удавалось устраивать все для Володи, оставаясь в тени. Он думает, что у него самого так гладко все получалось – путь так и думает. Его не трогали налоговики, не беспокоили пожарные, санэпидстанции и прочие службы, всегда ищущие, чем поживиться среди бизнесменов. Он не задумывался почему. Считал, что просто потому, что у него все в порядке. Как бы не так! Это я был его незримым ангелом-хранителем!

То ли под влиянием коньяка, то ли просто расчувствовавшись, Воропаев употребил столь образное выражение, не свойственное его обычной суховатой речи. Наверное, нервное напряжение не прошло бесследно и для Константина Юрьевича, потому что сейчас он несколько размяк и не был уже таким собранным и официальным, как всегда. И глаза его подернулись меланхоличной дымкой, и на стуле он сидел свободно, не контролируя прямоту спины. Налив еще одну рюмку, он отпил несколько глотков. Взгляд его еще больше затуманился, в нем появилась даже некая сентиментальность.

– Константин Юрьевич, я знаю, что вы любите сына, – мягко сказала я. – Извините, если задела ваши чувства.

Но Воропаев, кажется, не слушал меня.

– Знаете, Женя, – задумчиво проговорил он. – У меня ведь два сына.

– Да я в курсе, – осторожно заметила я, не понимая, к чему он об этом.

– И Володя всегда радовал меня своими успехами больше, чем Вадик. Собственно, у него и успехов-то пока никаких нет. Не то чтобы я больше люблю Володю – конечно, нет. Но вот ведь какая штука странная… – Воропаев допил коньяк в рюмке и уставился на меня печально. Помолчав, продолжил: – Вообще-то я не хотел сперва этого говорить, но теперь вы все равно, скорее всего, узнаете, так что я опережу возможных сплетников.

– Это касается вашего сына? – спросила я.

– Да. Но тут есть один нюанс…

Воропаев пошевелил пальцами в воздухе, словно желая показать мне всю щепетильность момента. Он явно подбирал слова, и это было показателем того, что дело он считает серьезным и деликатным.

– Так вот, Володя – неродной мой сын, – выговорил наконец Воропаев.

Сказать, что я была удивлена – значит ничего не сказать. Уж что-что, а отцовскую любовь Константин Юрьевич демонстрировал самую сильную и искреннюю.

– Вот как? – осторожно проговорила я.

– Да, – продолжал Воропаев. – Я женился на Алене, когда ему было два года. С мужем она была уже разведена – точнее, это я настоял на ее разводе. Но вместе они уже не жили.

Я молча кивнула, давая понять, что слушаю очень внимательно. Воропаев снова разволновался. Он налил себе еще коньяка, уже не совсем твердой рукой, и выпил. Встал из-за стола и принялся ходить по столовой, но быстро вернулся обратно и сел, опустив голову и задумавшись. Я уж решила, что на этом он и закончит свой рассказ, но в какой-то момент Константин Юрьевич вдруг резко вскинул голову и, глядя мне в лицо, выпалил:

– Николай, приходивший позавчера «в гости», его родной отец!

– О-па, – медленно произнесла я. – Ну, я догадывалась, что это какой-то ваш родственник, но не думала, что по… такой линии. Думала, ваш какой-то – юродный брат или дядя. Он сам сказал – дядя Коля.

– Да уж, дядя! – с горечью произнес Воропаев. – Это Володя его так называл, когда был маленьким. Мы договорились, что он считает меня настоящим отцом. Я его сразу усыновил, все оформил документально.

– Как же так? Почему он так легко отказался от родного сына?

Воропаев покривил губами.

– Ему грозило лишение родительских прав, – неохотно произнес он, и я поняла, что в случае вмешательства Воропаева настоящего отца Владимира этих прав лишили бы в два счета. Он, поняв, что я мыслю в правильном направлении, пояснил: – Мы договорились по-хорошему. Николай написал отказ, с него не требовали никаких алиментов, на нем не стояло бы клеймо лишенца… К тому же он получил хорошие отступные.

– За сына? – не поверила я.

– Женя, жизнь – циничная штука. Неужели вы этого не заметили? Но с Николаем мы всегда вели себя порядочно. Поверьте мне на слово. Договорились, что он может навещать сына в оговоренные дни. Но только не как отец, а как дядя Коля. Но он сам эту договоренность нарушал. Когда Володя был маленьким, появлялся нечасто. Это сейчас, когда он вырос и стал успешным, зачастил.

– Но почему вообще все так получилось? – спросила я.

– А вы еще не поняли? Пьянство. Вечная русская беда. И на мой взгляд, страшнее, чем дураки и дороги.

– Ну, что он пьющий, сложно не заметить, – усмехнулась я. – Но почему вообще запил? Ведь, насколько я понимаю, на тот момент у него были молодая жена и маленький сын. Ваша супруга и сейчас весьма привлекательна, а тогда, должно быть, была просто красавицей. Почему он запил?