Написал «документальности» и сам удивился. Ведь каждый его кадр – прежде всего художественный. Да что там! Практически каждый – потрясающая картина! Но при этом еще и фотография. Иногда – фотография того, чего даже не было, но могло быть (а скорее всего, все-таки было, да никто, кроме него, не увидел)… Как скрупулезная документальность и художественность (с преображением!) сочетаются в кино Германа? Вот загадка, которую не разгадать.
Быть может, именно Герман, вернув кино к его истоку – ожившей фотографии, поднял его до уровня равных из равных искусств: литературы, живописи… Неслучайно, когда я смотрю-пересматриваю картины Германа, в памяти всплывают тоже картины – Брейгеля, Филонова, Магрипа, даже Босха (особенно это касается последней ленты)…
Но вернусь на «Ленфильм» и на много уже лет назад.
Из кабинета Германа я проследовал непосредственно на съемочную площадку. Снимался эпизод в квартире главного героя, генерала от медицины в исполнении Юрия Цурило.
О, как на него Леша кричал! Не кричал – орал. Даже, по-моему, как-то оскорблял. Скажу одно: на месте Юрия я бы не выдержал и, возможно, полез в драку. Цурило выдержал (в отличие от Ярмольника – однажды, значительно позднее, уже на съемках «Трудно быть богом»). А потом Герман много раз возмущенно говорил, что не понимает, как Цурило за эту роль ухитрились не дать «Нику».
На съемках «Трудно быть…» я не присутствовал, хотя Леша несколько раз меня, дурака, звал. Зато там был мой близкий друг, недооцененный критиками прозаик Валерий Болтышев. Причем не в качестве наблюдателя, а в качестве непосредственного участника.
Валеру очень ценил и опекал Александр Михайлович Борщаговский (он стал одним из «ребят» Борщей). А Леша увидел Валеру и предложил ему роль в своем фильме во время встречи Нового года, одного из тех семнадцати или восемнадцати Новых годов, которые мы встречали вместе с Германом и Кармалитой. (Подозреваю, это происходило, в частности, потому, что киношную среду Герман недолюбливал и среди нас, «некиношников», чувствовал себя раскованней и уютнее.)
Германа заинтересовала выразительная Валеркина полухорватская внешность, и он оценил его артистизм – Болтышев в тот Новый год много пил и пел. Впрочем, на съемках ни пить, ни петь ему не довелось, зато пришлось месить пуды грязи, погружаться в бочку с ледяной водой и даже, кажется, висеть на виселице. Обо всем этом Валерка рассказывал мне, заново поражаясь жесткостью Германа в работе с актерами и его перфекционистской приверженностью к абсолютной достоверности каждой детали и эмоции (и это в фильме по фантастической повести!). В мире своего кино он, конечно, был царь и бог.
Но совсем другого Лешу знали его друзья-приятели вне съемочной площадки. Еще раз повторю – человек-праздник.
Таким я видел его, например, в японском ресторане в Питере, куда он меня позвал, и где, кажется, сумел убедить официантку, что я японец – просто раз и навсегда побледневший из-за переживаний за отнятые Северные территории. К тому же мои и без того узкие глаза (особенно один, из-за которого мой отец Парень называл меня «япошкой») по мере сидения становились еще уже.
Таким он всегда был и во время многочисленных совместных встреч Новых годов.
В нашем переделкинском доме они со Светланой появлялись всегда часа за два до боя курантов. Большой, с широкой улыбкой и сверкающими грустными глазами Леша по-медвежьи облапливал меня с Аней своими огромными ручищами и что-нибудь этакое говорил. Ну, например, спрашивал, неужели мы все еще не развелись, а то он со Светкой уже договорился и (кивок мне), «хоть она, конечно, старенькая, зато будет о тебе заботиться» (кивок моей жене), «а если тебе будет его все равно жалко, мы с тобой можем его усыновить, Светка возражать не станет».
И потом весь вечер рассказывал замечательные истории, а еще импровизировал что-то вроде маленьких пьес с привлечением участников застолья. А среди них было много известных людей, умеющих держать стол и привыкших быть в центре внимания: Евгений Евтушенко, Александр Городницкий, Юрий Карякин, Андрей Вознесенский, Зоя Богуславская, Инна Лиснянская, Евгений Рейн, Толя Головков, Наташа Пастернак… Но все как-то совершенно естественно и к общему удовольствию крутилось вокруг Германа. Порой он уставал и удалялся в соседнюю комнату полежать. Через некоторое время к радости всех возвращался.
Один его новогодний тост оказался записанным на видео. Это 2007 год. Герман сказал, что хочет поднять рюмку за то, что нас ждет в будущем:
– Может, вы про это не знаете (подразумевалось: хоть некоторые и работают в газете. –
Потом Леша выразил уверенность, что с годами таких людей будет все больше и больше.