Заметки на биополях. Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве

Если бы Володя дожил до Владимира Владимировича: О Владимире Высоцком

Россия поэтами богата, как полезными ископаемыми. Но по-настоящему всенародной любви удостоились, кажется, только трое: Пушкин, Есенин и Высоцкий.

О том, что было бы, если б «первая любовь России» Пушкин дожил до старости, написано немало – и в прозе, и в стихах. А давайте представим, что Высоцкий прожил с нами все перестроечно-реформенные и «суверенные» годы. Что бы он делал, писал, как реагировал на события этих лет?

…Мне кажется, я даже слышу его песню о китенке, застрявшем в арктических льдах, на помощь которому отправился советский ледокол в горбачевские восьмидесятые. Это был первый бескорыстно-гуманный поступок «империи зла» (его заметил писатель Анатолий Королев и описал в своем «Эроне»)! И, несомненно, он бы тронул Владимира Семеновича. Как не мог его оставить равнодушным демонтаж Берлинской стены – он был бы в это время там, в Берлине, и пел на этих развалинах, с которых началось строительство новой Европы – без границ и нейтральных полос, где «цветы необычайной красоты»! Вообще перестройку Высоцкий активно бы принял, а вот про сухой закон обязательно написал бы очень смешную песенку, в которой мог блестяще продолжиться его зощенковский диалог Вани и Зины.

Но еще раньше он написал бы цикл «афганских» песен, одна из которых называлась бы «Груз 200». И когда с этими его песнями возвращались бы наши солдаты из Афгана, из окон домов в каждом городе и селе звучала новая запись Высоцкого про конец этой бессмысленной и жестокой войны.

Ну и никуда в перестройку Владимир Семенович не делся бы – стал, как Сахаров, Евтушенко, Щекочихин, народным депутатом. Ну а там, конечно, вошел бы в Межрегиональную группу и – что, тоже продвигал Ельцина? Боюсь, да. Брезгливостью к партийно-комсомольским деятелям Высоцкий не отличался. И даже в баньках с ними по-черному парился.

Знаю на примере его последних гастролей, которые случились в мой родной Ижевск. Он предпочел пойти в баньку с комсомольчиками, а я на это время (и он согласился) приглашал его выступить в городской литстудии.

Но сейчас не об этом.

В августе 1991-го он, конечно, на баррикадах у Белого дома или, может быть, – в самом Белом доме рядом с Ростроповичем. Только все равно в его руках я вижу гитару, а не автомат. И 21-го, когда стало ясно, что мы победили, на трибуну вышел бы Высоцкий и спел только что написанную песню о людях, вспомнивших чувство собственного достоинства. Глядишь, после Высоцкого Бурбулис постеснялся бы читать с этой же трибуны свой самодеятельный стишок, от которого у меня впервые среди воодушевления этих дней упало сердце в нехорошем предчувствии, увы, сбывшемся.

И появились бы потом песни Высоцкого и о развалившемся Союзе, и о шоковой терапии, а позднее – о гибнущем «Курске»…

А вот где был бы Высоцкий в октябре 1993-го? У осажденного парламента или у Моссовета, окруженного нетрезвой толпой? Я не знаю. То, что не с Макашовым и Руцким, это точно. Но ведь и не с Ельциным и Грачевым, расстрелявшими собственный парламент… Башня того танка, стрелявшего по Белому дому, потом резко повернулась на юг, и начались залпы по Грозному.

Я вижу Высоцкого, приезжающего к солдатикам, посланным на убой в Чечню, – как по-новому звучала бы там его «Охота на волков»! Я слышу его голос на антивоенных митингах – и что, может быть, тогда они, эти митинги, были бы куда многочисленнее? Может быть, «чеченские» песни Высоцкого разбудили бы народ, не желавший знать, что в России идет преступная война. И тогда власти пришлось бы ее прекратить. А это значит, преемником стал бы миротворец – например, Лебедь или Немцов. И не было бы взрывов домов в Москве и Волгодонске, трагедий «Норд-Оста» и Беслана, разгона НТВ и медвежьей болезни Думы… Бы, бы, бы – «сослагательное в никуда наклоненье»…

Ну а если бы – опять же! – и песни Высоцкого народ не разбудили и колесо истории поехало, куда оно и поехало, а Владимир Семенович все же пересек бы с нами тысячелетнюю черту…

Нет, получающим правительственную награду в Кремле – например, к семидесятилетию, за третьестепенные заслуги перед Отечеством – я его решительно не вижу. И белым и пушистым, как Хазанов, он бы не стал – не тот темперамент, прежде всего гражданский. И в затвор, как Солженицын, или в ориентальные религии, как БГ, он бы не ушел. И уж точно не спелся бы с попсой, как Розенбаум. Думаю даже, на нынешнее ТВ живого Высоцкого, так же как, к примеру, Шевчука, не пускали бы. А вот вместе с Каспаровым в кутузку он, может быть, и угодил бы…