Заметки о любви

Сквозь облака проглядывает солнце. Они идут вдоль поезда, который стал гудеть еще громче, с шипением и хлопками извергая жаркий пар. Вдруг Хьюго наклоняется, поднимает серый камушек и засовывает его в карман. Потом Мэй берет его за руку, и до своего вагона они идут вместе.

Мэй

Когда они сходят с поезда в Денвере, Мэй чуть не врезается в металлический столб, но ее спасает Хьюго, оттащив в сторону за рюкзак. Сама она слишком занята тем, что строчит текстовые сообщения па, папе и, для верности, им обоим. Она и бабуле несколько отправила, хотя понимала, что та наверняка спит.

Она очень хочет поговорить с одним из них. Прошло уже сорок минут с тех пор, как появилась связь, и, несмотря на восемь телефонных звонков и около дюжины сообщений, она все еще ничего толком не знает, что лишь усиливает ее тревогу.

– Тебе не кажется немного странным, – спрашивает Хьюго, – что это тоже Юнион-Стейшн?

Она бросает на него непонимающий взгляд.

– Этот вокзал называется точно так же, как тот, с которого мы уехали из Чикаго. Как считаешь, это Денвер скопировал Чикаго или наоборот? Или, может, жил-был парень по имени Юнион, который очень любил железнодорожные станции, и он построил их…

– Хьюго?

– Что?

– Ты не обидишься, если сегодня я позанимаюсь своими делами?

Он склоняет голову набок.

– Это из-за моей теории насчет Юнион-Стейшн?

– Нет, – невольно улыбаясь, отвечает Мэй.

– Тогда я не имею никаких возражений.

В вестибюле их отеля стоит скульптура коровы в натуральную величину. Они подходят к стойке регистрации.

– Бронь на имя Маргарет Кэмпбелл, – говорит Мэй, в который раз стараясь особо не запариваться на эту тему. Поначалу она даже не обращала на это внимания. В конце концов, ее тоже так зовут. Но теперь каждый раз, когда они садятся в поезд или сообщают свои данные для резервирования мест в вагоне-ресторане, это напоминает ей, что Хьюго должен был путешествовать со своей бывшей, и она очень хочет, чтобы это перестало так сильно беспокоить ее.

– Есть почта для Хьюго Уилкинсона? – спрашивает Хьюго и с надеждой наблюдает, как портье проверяет стопку конвертов. Но увы, для него ничего нет.

– Что ж, я по-прежнему без гроша в кармане.

Мэй вытаскивает свой кошелек.

– Все нормально. Можешь снова одолжить у меня.

– Откуда ты знаешь, что я смогу все тебе вернуть?

– Не знаю, – пожав плечами, отвечает девушка.

Порывшись в карманах, Хьюго протягивает Мэй синюю пуговицу, как все на его куртке.

– Вот, мой залог.

– Спасибо, – говорит девушка, торжественно забирая ее. – Но ты ведь знаешь, что мы могли просто воспользоваться каким-нибудь приложением?

– Ну да, – отвечает он. – Хотя наверняка оно не так безопасно и надежно, как пуговица.

Мэй кивает.

– Ты прав.

Бросив рюкзаки в номере, они спускаются, минуют скульптуру коровы и выходят через вращающиеся двери на улицу. На ярко-голубом небе нет ни облачка, и Хьюго делает глубокий вдох.

– Чем это так пахнет? – спрашивает он, и Мэй смеется.

– По-моему, это свежий воздух.

Хьюго делает еще один вдох и с удовлетворенным видом поворачивается к ней.

– Слушай, очень неловко просить тебя об этом, но сейчас мне нужно немного побыть одному.

Его слова очень трогают Мэй, и она улыбается ему.

– Неужели?

– Да. Не знаю, говорили ли тебе об этом раньше, но иногда ты бываешь чересчур навязчивой, и по-моему…

– Ладно, – говорит она, смеясь. – Уже ухожу. С тобой все будет в порядке?

Хьюго прижимает ладонь к груди.

– Со мной? Все будет отлично. Я беспокоюсь только о тебе. Готов поспорить, что через три минуты ты уже начнешь безумно по мне скучать.

– Через три?

– Ну, может, хватит и двух.

– Эй, спасибо, – говорит Мэй, и Хьюго сразу же становится серьезным.

– Не за что, – отвечает он. – Просто позвони, если тебе что-нибудь понадобится, ладно?

– Договорились.

Как только они расходятся в разные стороны, Мэй снова пытается дозвониться до своих отцов, но ее опять переводят на голосовую почту. Она посылает еще одно сообщение бабуле и ждет. Но ей по-прежнему никто не отвечает.

Вдалеке на горизонте возвышаются величественные Скалистые горы с белыми вершинами. Мэй разглядывает их, чувствуя себя очень маленькой, потом засовывает телефон в задний карман джинсов и поворачивает в другую сторону.

Ожидая у светофора, когда загорится зеленый свет, она замечает, как здесь просторно, какие широкие тут улицы, открытые всем ветрам под раскинувшимся голубым небом. Это так не похоже на тесные и оживленные тротуары Нью-Йорка – единственного города, где она бывала по-настоящему.

– Знаешь, по чему на Манхэттене я скучаю больше всего? – как-то раз спросила бабуля, когда гостила у них, и папа, который никогда не может устоять перед возможностью поддразнить ее, тут же вмешался в разговор.

– По крысам? – подсказал он, и бабуля тяжело вздохнула.

В отличие от па, который вырос в Нью-Йорке, папа прожил в городе всего несколько лет после колледжа, и ему гораздо больше нравится Хадсон-Вэлли, где деревьев больше, чем людей.

– По тому, что там ты никогда не бываешь один, – мечтательно ответила бабушка.

– Вот именно! – с улыбкой воскликнул папа. – Из-за крыс.