Замкнутый круг (СИ)

- Даже так он тебя прикрыл. На него же срок повесят, а тебе максимум условка светит. Он же сдохнет там, если сам не вздернется. Ты не понимаешь, что это суицид почти? Ради тебя! Ради Дена! И ты смеешь его психом называть?! Ты хоть знаешь, как ему хреново по жизни? Как после очередной эксгумации его сутками откачивать приходится. Думаешь, к трупам привыкнуть можно? Да вот хуй! А он их режет, пилит, ломает, помня, что они живыми были. И жрет там же, потому что больше негде, и спит рядом, так как времени в обрез, а ему, как специалисту высокого класса, еще и убойный отдел дела подкидывает, а потом, когда он дело сдаст, тогда его ломать начинает так, что в обморок падает и вечно кровь из носа от давления, он нам звонит, тебе звонит…

В голове мелькают вспышками обрывки диалогов:

“- Привет, милый, чем занят?

- В офисе торчу, планирую веселый вечер.

- А я щас такой труп забавный разобрал. Хочешь, фотку пришлю?

- Да пошел ты, псих, кретин, фу, бля, все, я вешаю трубку.”

“- Не хочешь со мной поговорить?

- Три часа ночи, как-то не очень.

- Ну чуть-чуть, - ноет приторно-наигранно.

- Не-а, утром, все утром. Споки…”

Этих диалогов десятки. Разве я мог знать, что ему плохо тогда было?.. Не мог. Но должен был. Должен был почувствовать, что ему больно. А я ни хрена не видел, и даже не хотел увидеть…

- …а ты хоть раз, сука, поговорил с ним по-человечески? Поддержал? Да нихуя! А потом он бродит ночами по городу, один, брошенный всеми, телефоны повыключает, вставит наушники в уши, и ищи его где угодно. А он то на мосту сидит, то на крыше своего дома песни поет. Ты хоть раз видел, как он плачет, как грустит? Нет. Потому что никогда слабость свою не покажет. И после этого ты считаешь ЕГО психом? - его взгляд потемнел, руки сжались в кулаки, и я в последний момент успеваю увернуться от прямого удара. Вадим в бешенстве, и еще никогда мне не было так страшно рядом с ним.

Пока он, влетев в стену, приходит в себя, я выскакиваю на лестничную площадку не обуваясь и даже не надевая куртку, просто бегу - от него, от себя. В голове гул, будто рой пчел сошел с ума, и каждая мысль жалит.

- Лесь, - окрикивает меня от двери, когда я уже на пролет ниже его этажа. - Прости, - шепчет устало, и я слышу, как он сползает вниз на бетон. - Я в отчаянии, Лесь, - бьется головой о стену, ухмыляется обреченно, а я шага ступить не могу. Все неправильно и это все эмоции, они верх берут над разумом, но возвращаюсь обратно, поднимаю его с пола и заталкиваю в квартиру.

Больше Вадим не разговаривал со мной. Он принял душ и закрылся в своей спальне, не подпуская к себе даже меня. Эта ночь была самой длинной в моей жизни, ведь я знал, что уже утром должен быть на допросе, в сопровождении Вадима и Дениса как свидетелей, и там нам предстоит встретиться с Августом лицом к лицу. Я не знал, что мне делать: плакать или кинуться его обнимать, а может отпиздить, чтобы так бездарно не просирал свою жизнь. Я запутался. Когда прозвенел будильник Вадима, я уже полностью готовый сидел в коридоре, дожидаясь его.

Он выпил кофе, умылся, одел чистую рубашку и джинсы, и только тогда посмотрел мне в глаза. Никогда больше не хочу видеть его таким. Знаю, что, выйдя из дома, он возьмет себя в руки, что страха не покажет и боль затолкнет в дальний угол подсознания, но сейчас его душа рыдала, и я видел это.

Вадим перехватил меня, когда я уже взялся за ручку входной двери. Сдавив мой локоть, развернул к себе, заставляя смотреть прямо. Он был уже в порядке, по крайней мере, делал вид, что все относительно нормально.

- Что бы там не произошло, ты не должен орать, истерить и демонстрировать всем свой дурной характер. Ясно? - киваю согласно, получаю от него сухой поцелуй в плотно сомкнутые губы и оказываюсь вытолкан за дверь.

Дороги до участка не помню, так же, как очутился в кабинете для допроса. Август и Денис были уже там. Август улыбался, но улыбка его хранила печальные ноты.

Кивнув обоим, прохожу вперед, усаживаясь напротив Дениса и оставляя место во главе стола для Вадима. Напряжение между нами не просто ощущалось - оно звоном слышалось, и это чувствовали все.

- Милый, тебе совершенно не идет хмурить брови, - нараспев произносит Малой и, дотянувшись до меня, разглаживает складку у меня между бровями. Не уверен, что он хотел именно этого, скорее ему просто нужно было меня касаться. Находясь без наручников, хватаю его в охапку и, притянув к себе, сжимаю так крепко, как только могу. После всего того, что меня заставили понять, что услышал вчера, не могу воспринимать его смех спокойно. Он лживый, наигранный, пропитан болью и в нем больше не ощущается того тепла, что всегда грело нас.

Он что-то возмущается, трется лбом о мою грудь, пытаясь оттолкнуть, смеется, а я орать хочу, потому что еще несколько дней назад все было хорошо. А сейчас все кувырком. И нет твердой почвы под ногами. Ее просто нет.

- Ты мне прическу испортишь, - ворчит и, отпихнув меня в сторону, садится обратно. - Тут и так проблемы с лаком, еще и ты всю красоту запорол. Вот кому я теперь такой некрасивый нужен?