Замок Эйвери

И вот играет музыка, и кавалеры встают друг напротив друга в первой фигуре французского менуэта, и мы с Блейзом где-то посреди танцующих, уже касаемся друг друга тонкими запястьями, кружимся так, не размыкая рук, потом снова расходимся. Странно видеть, как пол сотни одних только мужчин грациозно кланяются друг другу, потом мы меняемся парами, я - с танцующим слева, а Блейз - справа от себя волшебниками, мы сходимся с чужими партнёрами и касаемся запястьями, снова кружим и расходимся, потом для меня - волшебник справа, для Блейза, соответственно, слева, мы с партнёром смотрим друг другу в глаза - он моего возраста, белокур и красив, как может быть прекрасен только английский аристократ, нет, он ничем не похож на Люциуса, он красив сам по себе, даже больше похож на скандинава, если приглядеться, а я думаю, насколько сильнее любил бы меня Блейз, окажись я таким красавчиком.

Когда после танца мы делаем перерыв и снова пьём шампанское, я, как можно менее заметно указывая на «красавчика», спрашиваю Блейза о своём мнении на его, Блейза, и того блондина, счёт, но Блейз морщится и рассказывает мне такие гадости о блондине, что мне даже неловко слушать - тот склонен к зоофилии.

- А если бы нет? - спрашиваю я риторически.

- И даже, если бы и нет, я предпочёл бы тебя, черноволосого, черноглазого ангела, к тому же у тебя безволосая грудь, а это знаешь как возбуждает! Раньше я считал, что такие маги, как ты, я имею в виду стихийных волшебников - вымысел, прекрасная сказка, но мы всё же встретились, не забыл, как? Из-за моих ловушек на магию стихов. А нет, так я обязательно провёл бы с тобой «воспитательную беседу», не покидая Хог, уж будь уверен. Для меня год любить безответно, да ещё деля пищу и кров, это уж слишком долго.

Я вспоминаю о Ремусе, любившем меня безответно долгие годы…

- Ты прости меня за несерьёзные намерения пожить с тобой, «пока любовь не иссякнет». Просто я был тогда… очень озабоченным, если честно, вот и пришлось предложить тебе «необязательные» условия только ради того, чтобы ты хоть на время оставил бы волка… Но я сглупил, а должен был понять, что ты не одобряешь подобные романы на «пока-не-надоест», а предпочитаешь связи на всю жизнь. И ты знаешь, Сев, я даже рад, если она действительно окажется такой короткой, как говорил сэр Клоссиус. Я не боюсь смерти, только остаться одному после… такой любви мне и не хватает.

- Всё-всё, успокойся, возлюбленный мой Блейз, объявляют, да, вальс, может, пойдём?

- К нам идёт твой зоофил.

- Ну, так ли уж он мой, если предпочитает животных.

- Кобыл, Сев, кобыл.

- Тем более.

Глава 28.

- Граф Северус Ориус Снейп? Разрешите представиться, - граф Нибелус Северус Мальдедокк, к Вашим услугам. Если лорд Блейз Коэлис Забини успел рассказать Вам о моих «предпочтениях», прошу Вас простить его и не забивать свою прекрасную голову наипошлейшим бредом. Вы согласны, сэр Забини, одолжить Вашего кавалера на тур вальса?

Я с удивлением вижу, как Блейз медленно, с достоинством кивает. Я подло продан! Ну, разберусь же я с тобой, Блейз, когда отвяжусь от этого коновала!

Граф Нибелус ведёт в танце, придерживая меня за талию и не допуская никаких вольностей. Я решаюсь обсудить с ним общее имя.

- Да, мы в очень дальнем родстве.

- Нет, я не бывал на похоронах Вашего батюшки, прошу меня простить, но меня не не поставили в известность.

Опять я во всём виноват, и в том, как хорошо танцевать с этим… и в том, насколько внешне он привлекателен для меня…

- Я - легиллимент, граф Мальдедокк, и могу проникнуть в Ваше сознание, чтобы прилюдно обелить Вас в глазах окружающих, Вы позволите?

- Право, я не завишу от их мнения, но мне самому интересно, что Вы увидите, так отчего бы и нет?

Я устанавливаю зрительный контакт с родственничком, при котором вторжение в мозг наименее болезенно, а мне, почему-то, не хочется причинять излишней боли «коновалу», не пойму, на что я так купился - на стандартную внешность скандинава, которой были лишены все бедные родственники, что приехали за подачками в Гоустл-Холл на похороны отца, или на его безукоризненные манеры?

Вот я внутри - так, жены нет, любовника, по крайней мере, постоянного, не вижу, кто ещё, ах, да, должны быть кобылы… но и их нет, вместо всего этого - гигантский, размером со столовую в уважающем себя доме, кабинет, это чувствуется по обилию рукописных коротких, зачастую перечёркнутых, строчек на пергаментах, разбросанных в художественном беспорядке тут и там - повсюду, многочисленные перья, наполовину обкусанные, томики стихов на огромном столе - да, предо мной - пристанище поэта, а мне сегодня умирать… Как о многом мы могли бы поговорить - о рифмах, вдохновении, а вдруг он тоже занимается литературным переводом?

Я с сожалением покидаю столь родственный разум и спрашиваю:

- А Вы, граф, случаем не занимаетесь литературным переводом?

- Иногда, когда хочется перевести кого-нибудь из символистов.

- Я тоже, - признаюсь одновременнно и с лёгкостью - нашёл собрата по разуму, и с тяжестью - смерть совсем близко!