Замок на Воробьевых горах

– Да, Максим Сергеевич?

– Ты случайно не в курсе, что Настя Горбунова делала в фонтане ночью?

– Максим Сергеевич, я уже все сказал следователю.

– А теперь скажи мне.

– Ладно. Я понятия не имею, что эта дура делала в фонтане.

– Ясно. Надеюсь, наш разговор останется между нами?

– Само собой.

Завадский вздохнул.

– Ну, хорошо. Держи меня в курсе. И я тоже буду держать тебя в курсе.

– По поводу чего? – не понял Стас.

– По поводу расследования, которое ведет майор Самарин. Вдруг он раскопает что-нибудь новое.

Стас нахмурился.

– А мне-то это зачем?

– Не знаю. Вдруг понадобится… Ну, бывай.

И Завадский отключил связь. Увидев, что Стас опустил телефон, Жиров подошел к нему и с любопытством спросил:

– Ну? Чего там?

Стас прищурил карие глаза и сухо поинтересовался:

– Ты что-нибудь рассказывал Завадскому про минувшую ночь?

– Ты что, охренел? – вылупился на него Жиров. – Конечно, нет!

– А кому-нибудь другому рассказывал?

– Нет, конечно! А что?

– Да Завадский чего-то мутит. То ли на что-то намекает, то ли мне показалось.

– Так это он звонил?

– Ну.

– Завадский мужик темный… – задумчиво произнес Жиров. – Что будем делать-то?

Стас усмехнулся.

– Ничего. Главное – держи рот на замке. Кстати, сегодня вечером ты мне нужен.

– У нас что-то намечается?

– У меня – да.

Жиров ощерил рот в улыбке и восторженно проговорил:

– Йес!

– Рот закрой, – поморщился Стас. – На сей раз тебе ничего не перепадет.

– Как это? – не понял Жиров.

– А вот так. – Стас Малевич нахмурился, и веки его дрогнули, словно он внезапно что-то вспомнил. – Есть и еще кое-что. И ты снова мне понадобишься.

– О чем ты?

– Позже узнаешь. Главное – будь рядом.

Жиров глянул на приятеля исподлобья.

– Ты что, не доверяешь мне?

– Доверяю. Кому мне еще доверять, как не тебе? Ты ведь мой друг, верно?

– Верно. Но…

Стас выставил вперед кулак и улыбнулся:

– Чин-чин?

– Чин-чин, – вяло отозвался Жиров и слегка стукнул кулаком по кулаку Малевича.

Тот кивнул:

– Вот и хорошо. Придет время, и я все тебе объясню.

4

Учебный день подходил к концу. Второе занятие по спецкурсу Варламовой прошло без эксцессов. Студенты сидели притихшие, никто не пытался острить, никто не хотел дискутировать. Уже к завершению лекции Мария подумала: не заговорить ли с ними о Насте Горбуновой? Но – не решилась. Просто не знала, как.

После лекции Мария пообедала, потом сходила в библиотеку первого гуманитарного корпуса и немного почитала. Затем вернулась к себе в комнату, проглотила несколько обезболивающих таблеток и прилегла немного отдохнуть. И сама не заметила, как уснула.

Сон приснился душный и тревожный. Мария видела больного сына, лежащего на кровати. Почему-то у него было лицо Антипа. Сын не хотел с ней говорить, и Мария чувствовала себя ужасно виноватой. Потом пришел врач и выгнал ее из палаты.

Когда за Марией закрылась дверь, она взглянула на номер больничной палаты и с ужасом увидела три цифры – 935. С этими цифрами было связано что-то плохое, но во сне Мария никак не могла вспомнить, что именно.

Потом она услышала тихий скрип, словно кто-то катил перед собой тележку (или инвалидное кресло?), а вслед за тем сын тихо и испуганно позвал ее из палаты. Мария открыла дверь и ворвалась внутрь. Глеб сидел на кровати и с ужасом смотрел куда-то в угол. В углу Мария не увидела ничего, кроме черной тени. Она бросилась к сыну и обняла его.

Скрип инвалидного кресла становился громче. Зловещая тень в углу комнаты разрасталась.

– Укрепи мои силы, Господи! – прошептала Мария и прижала голову Глеба к своей шее…

Когда Мария проснулась, за окном уже темнело.

После сна в душе остался неприятный осадок. Варламова вынула сигарету из лежащей на столе пачки и с трудом закурила – пальцы ее тряслись. Глядя в окно, она затянулась, совершенно не чувствуя вкуса дыма.

Внезапно Марию охватило чувство, будто в мыслях у нее все перепуталось, а внутри головы закачался тяжелый маятник. Мария стиснула виски ладонями и с силой сжимала их несколько секунд.

Убрав наконец руки, Мария посмотрела на письменный стол, где лежал конверт, из которого торчали глянцевые уголки снимков. С конверта перевела взгляд на циферблат часов. Затем затушила окурок в пепельнице и тяжело поднялась с дивана.

Через полчаса начиналась репетиция, а ей еще нужно было привести себя в порядок.

* * *

– Быть или не быть, вот в чем вопрос. Скончаться? Смертельным сном забыться?… Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся? А говоря прозой: какой идиот согласился бы жить в этом дерьмовом мире, если бы не неизвестность после смерти?

– Стоп-стоп-стоп! – Мария нахмурилась. – Виктор, ты произносишь монолог так, словно тебе смешно каждое произносимое тобой слово.

Бронников хмыкнул.

– А если мне правда смешно?

Мария прищурилась.

– Что именно тебя так рассмешило?

– Да все. Ваш Гамлет спрашивает: «Какие сны в том смертном сне приснятся?» Да ясно же какие. Не будет никаких снов. Сны – производное сознания. Сознание – производное головного мозга. Если мозг мертв, следовательно, сознания нет. Сознания нет, следовательно, нет и снов. Трупы не видят снов. Неужели непонятно?

Мария усмехнулась:

– Садись – «пять».