– Держи вот! Охотничий. Бьет неплохо, но прицел сбит. Целься ниже и левее. Из других минусов: к нему есть только два болта. Другими не заряжай: машинка капризная, – буркнул он.
Рине было сейчас не до арбалета:
– Мы были на крыше игольного завода! Я видела, как все случилось! Меркурий Сергеич вернулся? Нет?
Родион молчал, не глядя на нее, только сухие уголки рта странно подрагивали.
– Он прикрывал Афанасия, а потом как-то странно уходил в нырок… Мне показалось, он ранен! – торопливо продолжила Рина.
Родион наконец очнулся, сглотнул и тяжело, по слову, выговорил:
– В Меркурия всадили болт, и он ушел… совсем… за Вторую гряду.
– Как совсем? – не поняла Рина. – А обратно?
– Меркурий не вернется. Мы не знаем, что с ним. Знаем, что прорывается куда-то к центру
Рина схватила его за плечо:
– Что ты говоришь?!
– Да положи ты этот проклятый арбалет! Не видишь: он заряжен! – вдруг тонко, ломко, не своим голосом крикнул Родион и, выдрав из пальцев Рины арбалет, кинул его в траву.
И этот ломкий крик Родиона стал для Рины понятным и окончательным ответом. Она уткнулась лбом в стену. Зарыдала. Время смазалось. Когда она оторвалась от стены, то обнаружила, что на траве добавилось еще два ряда арбалетов.
Рина отвела ослика в пегасню. Здесь же, в пегасне, она бросила и продуктовые припасы. Суповне было явно не до них. Суповна помогала Кавалерии седлать пегов. Тяжелые седла из амуничника она притаскивала сразу по нескольку штук.
Рина обнаружила, что седлаются все пеги, даже такие редко используемые, как Лана, Дельта и Миних. Лана, грустная, с белой бородой из нескольких длинных волосин, растерянно оглядывалась на тяжелое драгунское седло, которое только что взгромоздила на нее Суповна. У драгунского седла не было левого стремени.
– Призвали на фронт старушку! – сказала Суповна и ободряюще хлопнула Лану по крупу. При этом она забыла про
Кавалерию Рина пока не видела. Та лишь угадывалась в соседнем проходе. Хлопала дверями денников, что-то сердито говорила хитрящему Миниху. Притворяясь болящим, Миних хромал на все четыре ноги, наивно забыв, что, чтобы тебе поверили, хромать нужно на какую-то одну ногу.
Рина жадно слушала голос Кавалерии и через голос пыталась заглянуть ей в душу. Как она восприняла то, что случилось с Меркурием, как пережила это. Однако голос Кавалерии был отрывист и неопределим. Просто короткие команды коню. Почему-то Рина боялась сейчас подойти к Кавалерии – боялась увидеть ее лицо, глаза.
Тут же в пегасне были и Макар с Даней. Они выводили уже оседланных пегов наружу, к коновязи. Седел не хватало. Оттого и использовались такие древности, как драгунское седло, помнившее еще большой смотр войск московского гарнизона 1830 года. Вскоре подошли к концу и потники.
Ставя в денник ослика, Рина услышала, как Суповна крикнула Кавалерии, что закончились потники.
– Еще несколько штук есть, – отозвалась Кавалерия.
Она была уже где-то рядом, отделенная от Рины лишь стенкой. Рина с повышенной деловитостью стаскивала с ослика попону. Если бы Кавалерия заглянула, она увидела бы спину очень напряженно трудящейся шнырки. Но Кавалерия не заглянула и прошла мимо.
Рина стояла в деннике с попоной руках и слушала доносившиеся с улицы голоса. Медлительный голос Лены. Бормотание Лары, похожее на равномерно выкатывающиеся из стручка горошины. Изредка в их разговор вклинивалась Фреда – и тогда Лена с Ларой пугливо замолкали. Голос Фреды походил на звук электрической пилы в тот миг, когда, врезаясь в дерево, он встречает там забытый, скрытый в толще гвоздь.
Не ведая, что из пегасни их слышно, Лена, Фреда и Лара говорили об Уле, который сразу умчался в Копытово, и о Витяре, который исчез еще раньше. Фреда, как обычно, знала все. Из ее ответов Рина узнала, что Афанасий видел у станции змея из взорванного хранилища, которого ведьмари называют
В пегасне тем временем закончились потники. Оставшиеся были заперты в неиспользуемом деннике, где Меркурий хранил свои личные запасы. Меркурий не любил зависеть от комбинаций Кузепыча. Прижимистый завхоз вполне мог вместо хорошего вальтрапа из детского одеяла выдать непонятного состава тряпочку, которая в нырке начала бы истекать химическими соплями.