В голове перемещалось все старое, прошлое, уже давно забытое и новое, сегодняшнее, еще не до конца осмысленное и пережитое, и эту лавину я ничем не могла остановить. Я словно видела все со стороны, как какое-то интересное кино.
– Папочка, ну вот скажи, зачем мне этот нудный этикет, если можно сразу в глаз? – вопрошала девочка с двумя кривыми хвостиками, сбитыми коленками и отсутствующей парочкой передних зубов.
– Потому что не всегда стоит сразу в глаз, принцесса. А этикет.… Это оружие, которое есть у каждого воспитанного человека. Ты в смущении, тебе сказали что-то обидное, и ты не знаешь, что на это ответить. Или зашла в комнату и над тобой все смеются. Можно кинуться в бой и даже сразить всех противников, а можно спрятаться за вежливыми словами и спокойно поставить всех на место. Как думаешь, где у тебя больше шансов одержать победу?
Девочка морщит нос, привычно прикусывает падающую на лицо прядь длинной челки и смотрит так серьезно и проницательно, будто понимает что-то тайное.
– Ладно, выучу я твой этикет. И все эти нудные ложки.
– Пап, ну почему… он же мне так нравился? – сквозь всхлипы спрашивает девочка-подросток, беззастенчиво вытирая нос о шикарную рубашку мужчины.
– Что ты с ней возишься? И не держи ее на коленях. Она уже взрослая, – перекрывает ее рыдания голос матери.
И от этого грубого окрика рыдания становятся лишь сильнее. Ей уже четырнадцать, и она уже давно переросла папины коленки. Она знает это, но не может отказаться от успокаивающего отцовского тепла, от чарующего аромата кофе, лимона и миндаля, кутаясь в его любовь как в теплый флисовый плед.
– Глупая моя малышка, – стирает слезы с ее щек отец, – сколько еще раз будет разбиваться твое сердечко, пока окрепнет и научится стойко переносить невзгоды. Даже я когда-нибудь стану причиной твоих слез.
Последняя фраза что-то цепляет. Рыдания по поводу разочарования в первой симпатии сразу стихают. Девочка отстраняется, чтобы посмотреть на него:
– Ты? Пап, ну ты же никогда не обидишь меня, – заявляет она со всей убежденностью юного сердца.
– Все может быть, принцесса. Все может быть. Но помни всегда, что я тебя люблю.
– До луны и обратно? – переспрашивает, улыбаясь и забывая обо всех своих горестях. Это их пароль, заимствованный из когда-то прочитанной на ночь сказки*
– Скорее до самой-самой Кассиопеи, – отвечает папа и начинает привычно щекотать, а она смеется и визжит, зная, что Кассиопея – это самая дальняя звезда, видимая невооруженным взглядом.
За этими картинками селевым потоком хлынуло одиночество и опустошение, от которых так хочется выть. Шмыгнула носом, сползая по стенке. Безудержную плотину воспоминаний не остановить. Я, словно выпустила джина из бутылки.
– Тише, ну ты чего? – вдруг оказывается кто-то рядом, поднимает, прижимая к теплому телу.