Занимательные истории

Я отправился в Мосул, прибыл к брату и приветствовал его. Он спросил, что привело меня к нему. Я ответил, что вскоре объясню ему, в чем дело, и мы расстались. Затем я отправил ему послание, в котором изложил свой план, но он воспринял его с крайним неудовольствием и решительно отверг. Тогда я решил поговорить с ним, изъяснив дело устно, но он еще резче высказал свое несогласие. Но я продолжал повторять свою просьбу, пользуясь посредничеством всякого, кто отваживался заговорить с ним на подобную тему, а он отказывал всем подряд. Он и впрямь был упрям, если уж он отказывал в чем-либо по первому разу, то стоял на этом до конца.

У меня уже не оставалось никаких посредников, кого я мог бы попросить и кому он мог бы уступить, кроме его жены-курдянки, матери его сына Абу Таглиба. Я отправился к ней и изложил ей свое дело, прося поговорить с ним. Она сказала: "Ты ведь знаешь его характер. Если я стану просить его сразу после того, как он тебе отказал, он откажет и мне и я утрачу свое влияние на него, а толку все равно не добьюсь. Подожди несколько дней, пока я не увижу его в более сговорчивом настроении или пока не подвернется какой-либо удобный случай для того, чтобы заговорить с ним, поддержать твой замысел и попросить помочь тебе".

Я понял, что она права, и стал ждать. И вот однажды, когда я сидел у брата, неожиданно вошел человек, присматривавший за почтовыми голубями, и принес депешу, принесенную голубем, который, как объяснил этот человек, прилетел из Багдада. Когда Насир ад-Дауля прочитал эту депешу, он весь потемнел и воскликнул: "Мы принадлежим Аллаху, и к Аллаху мы возвращаемся!" А потом, выказывая скорбь и ужас, сказал: "О люди! Надменный глупец, невежда, негодяй, лишенный разума, расточитель, дурной правитель без средств и без войска умертвил человека мудрого и рассудительного, благоразумного и совестливого, превосходного правителя, обладавшего и богатством, и большим войском. Воистину, это невиданно!" — "Господин, — сказал я, — что за известие ты получил?" Он швырнул мне бумагу и велел прочитать ее. Оказалось, что это послание от его поверенного в Багдаде, написанное за день до того, в котором он сообщал, что в тот час, когда он это писал, с разных сторон пришли точные сведения о том, что Абу Абдаллах аль-Бариди умертвил своего брата Абу Юсуфа и стал правителем Басры.

Прочитав это и услыхав его восклицания, я чуть не умер от волнения и страха. Я был уверен, что он предположит во мне те же качества, которые приписывал Абу Абдаллаху, и вообразит себя в роли Абу Юсуфа, ведь я прибыл просить у него войска и денег. Я был уверен, что эта мысль побудит его схватить меня и заточить в тюрьму. Поэтому я принялся всячески ублажать и успокаивать его, понося Абу Абдаллаха аль-Бариди, осуждая его поступок и порицая это безумное дело в самых сильных выражениях, пока разговор не закончился.

Затем я сделал вид, будто у меня начинается приступ перемежающейся лихорадки. Я встал, а он велел слугам сопровождать меня. Я сел на лошадь и отправился к своим солдатам, ибо, прибыв в Мосул, я разбил лагерь за чертой города и не жил в доме. Въехав в лагерь, находившийся в ад-Дайр аль-Али, я не спешился, а приказал моим приближенным немедленно сниматься, причем тихо, без трубных сигналов, и следовать за мной. Сам я уехал без промедления, а мои приближенные вскоре догнали меня. Я пустил свою лошадь галопом, опасаясь козней Насир ад-Даули.

Я и не заметил, как прибыл в Балад с частью своего войска, остальные ехали вслед за нами. Когда они догнали меня, я сразу двинулся дальше, не дав им передохнуть. Отъехав от Балада на расстояние фарсаха, мы увидали, что нас догоняет множество солдат со знаменами. Я был уверен, что это отряд, посланный братом, чтобы захватить меня, поэтому я велел своим людям приготовиться к сражению, но самим его не начинать, а быстро следовать дальше.

Тут я заметил бедуина, который скакал к нам в одиночку. Догнав меня, он сказал: "О эмир, почему ты так торопишься? Твой слуга Данха едет с посланием от эмира Насир ад-Даули и просит тебя подождать его". Услыхав имя Данхи, я сказал себе: "Если бы против меня замышляли что-либо дурное, не посылали бы Данху". Поэтому я спешился и бросился на землю, потому что езда утомила меня и лихорадка одолела меня.

Когда Данха подъехал, он выразил неудовольствие тем, что я так поспешно отбыл, а я открыл ему свои мысли и сказал ему правду. Он сказал: "Уверяю тебя, это все миновало, происшедшее внушило эмиру уважение к тебе, и он, посылая меня за тобой, велел передать такие слова: "Ты приехал просить меня о чем-то, но я был раздражен и поэтому отказал тебе. Потом я понял, что ты прав, и ждал, когда ты повторишь свою просьбу, чтобы принять твое предложение. Ты же уехал, не поговорив со мной об этом деле и даже не попрощавшись со мной. А сейчас, если хочешь, остановись в Синджаре или Нисибине, и я снабжу тебя и людьми и деньгами, которые тебе нужны для похода в Сирию".