(2, 57, 116) А как раз в то время один из жителей пограничных земель обратился ко мне, прося посодействовать ему заручиться помощью Ибн Аби Ауфа в деле каких-то его родственников, находившихся в плену в Византии. Сначала я отказывался, зная, что он всего лишь купец, но тот настаивал, и я написал Ибн Аби Ауфу письмо. Этот человек вскоре пришел благодарить меня и рассказал, что Ибн Аби Ауф дал ему сорок динаров. Прошли годы, и Ибн Аби Ауф попросил меня отдать ему в аренду такой участок земли из моего поместья в аль-Анбаре, который покрывается водами во время разлива. Он хотел выращивать там дыни, их потом стали называть “абдаллави” по имени Абдаллаха ибн Аби Ауфа. Я сдал ему эту землю в аренду за хорошие деньги, и он посадил там дыни, которые очень хорошо уродились. Когда я потребовал с него арендную плату, он вычел из нее сорок динаров, потому что выдал столько тому человеку с границы, за которого я вступился.
(2, 58, 117) А падение его, как мне говорил кади Абу-ль-Хусайн ибн Аййаш, было связано с его дочерью. Он утверждает, что в Багдаде якобы стало известно, как однажды, придя домой, Ибн Аби Ауф нашел свою дочь в обществе мужчины, который не доводился ей родственником. Он схватил этого человека и решил высечь его плетьми. Однако ему советовали этого не делать, потому что таким образом он опозорил бы и себя, и свою дочь. “Отпусти его, — говорили люди, — а ее надо заковать в кандалы и стеречь”. Но он не стал слушать советов, позвал начальника полиции, и того человека выпороли у дверей его дома. А человек этот был находчив и образован и, пока его секли, повторял стихи:
Из-за этого Ибн Аби Ауф был обесчещен и опозорен, превратившись в мишень для насмешек поэтов, рассказчиков и вообще всего народа, и так совершилось его падение.
(2, 110, 211) Мне рассказывал мой отец со слов своего отца, который, в свою очередь, ссылался на целый ряд людей, что один из главных чиновников по имени аль-Хубайри остался без должности и был этим очень угнетен. Он непрерывно ходил к тогдашнему вазиру Ибн Аби Халиду аль-Ахвалю, пока не надоел ему до такой степени, что тот распорядился не впускать его в дом.
Тем не менее он продолжал являться верхом каждое утро, ждал, когда выйдет вазир, а потом дожидался его возвращения и уезжал только после того, как вазир входил в дом. Это тоже надоело вазиру, и он велел одному из своих катибов сказать этому человеку, что у вазира нет для него должности и что он не хочет все время видеть его, поэтому ему следует удалиться и больше у дверей дома не появляться.
Но катиб постеснялся передать такие слова человеку, который когда-то занимал высокий пост, хоть судьба и изменила ему, к тому же он был убежден, что поведение вазира было вызвано его дурным мнением об этом человеке, неприязнью и отвращением, поэтому, как он рассказал:
— Я пошел домой, взял пять тысяч дирхемов и, подойдя к аль-Хубайри, сказал ему. “Вазир, да благословит его Аллах, приветствует тебя и хочет объяснить тебе, что твое присутствие у дверей, когда он занят делом и не может говорить с тобой, ему мешает и что сейчас у него нет для тебя подходящей должности, но он посылает тебе пять тысяч дирхемов на расходы, а ты оставайся дома и не утруждай себя появлением в этом месте. Если у него найдется подходящее для тебя место, он тебя позовет”.
Шейх очень возмутился и сказал: “Он обращается со мной, как с нищим попрошайкой, и шлет мне подачку! Клянусь Аллахом, я ее не приму!”
Я подумал, что это очень глупо, и, возмутившись его поведением, сказал: “Друг мой, поверь мне, эти дирхемы из моего кошелька, а не от вазира, он же велел передать тебе нечто более неприятное, но мне не хотелось этого делать, поскольку ты один из лучших в нашем ремесле. Тогда я решил пожертвовать тебе сколько-то из собственных денег без ведома моего господина, желая сделать добро и тебе и ему”.