Занимательные истории

Тогда я сказал себе: “Если я сейчас выйду с этой рыбой, аль-Халладж убьет меня. Нужно как-нибудь перехитрить его и убежать”. Вернувшись в комнату, я подошел к двери и закричал: “Я уверовал! Я уверовал!” Он спросил: “Что случилось?” Я ответил: “Здесь нет никакого обмана, и мне остается только уверовать в тебя”. — “Тогда выходи”, — сказал он. Когда я вышел, он стоял далеко от двери, потому что мои слова ввели его в заблуждение. Я пустился бежать к выходу, а он, увидав у меня в руках рыбу и поняв, что я раскрыл его жульничество, погнался за мной. Он догнал меня, но я ударил его рыбой в грудь и в лицо и сказал: “Ты заставил меня пройти весь путь до моря, откуда я принес тебе эту рыбу”.

И пока он занимался увечьями, которые получил от удара рыбой в грудь и по глазам, я вышел из дома и тут же упал в изнеможении. Страх охватил меня. Он вышел и позвал меня в дом. Но я ответил: “Нет! Если я войду в этот дом, ты меня больше никогда не выпустишь”. Он сказал: “Знай, если я захочу, я убью тебя даже в твоей постели! И если я услышу от кого-нибудь эту историю, то убью тебя, где бы ты ни находился, хоть на краю света. Но пока ты будешь молчать о том, что здесь произошло, можешь не опасаться за свою жизнь. А сейчас ступай куда угодно”. Он оставил меня и вернулся в дом.

Я знал, что он может выполнить свою угрозу, подговорив кого-нибудь из своих приспешников, которые верили всему, что он говорил, и поэтому держал эту историю при себе, пока его не казнили.

(1, 88, 172) Вот что рассказал мне Абу-ль-Хасан Ахмад ибн Юсуф ат-Танухи:

— Я слышал от множества друзей о том, что Абу Али аль-Джуббаи, узнав о том, как жители аль-Ахваза и окрестных селений впадали в заблуждение из-за аль-Халладжа, который в любое время года давал им любую еду и напитки, а еще дирхемы, которые он называл “дирхемами силы”, утверждал, что тот наверняка припасает все это в каких-то хранилищах и может делать все это благодаря хитрым уловкам. Поэтому он посоветовал людям привести аль-Халладжа не в его собственный дом, а в дом к кому-нибудь другому и там попросить у него две бусины — черную и красную, пообещав уверовать в него, если он их добудет. Аль-Халладж прослышал об этом совете и о том, что кое-кто собирается ему последовать, и отбыл из аль-Ахваза.

(1, 89, 173) В наши дни его последователи верят, что божественное естество, которое было в нем, вселилось в его сына, который живет в Тустаре. Они верят также, что дух пророка Мухаммада вселился в одного человека, хашимита по имени Мухаммад ибн Абдаллах, по прозвищу Абу Умара, и называют его “наш господин”, а это у них самое высшее звание.

Мне рассказывал один человек о том, как некий халладжит пригласил его в Басре посмотреть, как этот самый Абу Умара объяснял учение аль-Халладжа.

— Я вошел в комнату, — сказал он, — под видом человека, который пришел узнать истину, и Абу Умара говорил при мне. Он был косоглазый и все время смотрел в потолок, чтобы ввести в заблуждение того, кто на него смотрел. Когда мы вышли, мой друг спросил меня, уверовал ли я. Я ответил, что стал относиться к этому учению с еще большим подозрением, чем раньше. “Этот человек, — сказал я, — почитается у вас как пророк, почему же он не может излечиться от косоглазия?” — “Глупец, — ответил мой спутник, — ты думаешь, что он косой? Он обращает свой взор к миру потустороннему!”

(1, 90, 174) Этот Абу Умара был женат на женщине из аль-Ахваза по имени Бинт ибн Джанбахш. У нее был брат, человек распутный и нечестивый, он пел под тамбурин. А отец его был человек почтенный, из знатного рода. Халладжиты верили, что этот брат — сам Мухаммад, сын Абу Бакра, Дядя Правоверных.

Вот что рассказал мне Убайдаллах ибн Мухаммад:

— Однажды мы ехали по аль-Ахвазу, и с нами был один остроумный катиб из Сирафа по имени аль-Мубарак ибн Ахмад. Когда мы поравнялись с этим братом, он поднялся и приветствовал нас. Катиб спросил меня, что это за человек. Я рассказал ему все, что знал, еще подробнее, чем здесь, после чего он повернул своего мула обратно. “Куда ты, Абу Саид?” — спросил я. “Я хочу вернуться и спросить его, что ему шепнула Аиша, Мать Правоверных, в День Верблюда[54], когда он протянул к ней руки, чтобы помочь ей сойти на землю”. Я рассмеялся и отпустил его.